Дороти Иден - Виноградник Ярраби
— Где вы, моя милая? — Голос его был слышен во всем доме.
Юджиния вышла на верхнюю площадку лестницы, мысленно спрашивая себя, какая еще проблема возникла.
— Я привез вам подарок, — сказал Гилберт, поднимая в воздух большую птичью клетку. — Их ловит и продает один малый в Парраматте. Они хорошо приручаются. И кроме того, это говорящая птичка. Так что выбирайте выражения при разговоре, если не хотите, чтобы их повторили.
В клетке оказался белый какаду с желтым хохолком. Он перебирал лапками по жердочке и оглядывал все вокруг ясными оценивающими глазками.
— Вы говорили, что скучаете по птичкам, которых, бывало, кормили у себя дома. Вот я и привез вам птичку.
Юджиния как на крыльях сбежала с лестницы, смеясь от радости.
— Ох, Гилберт, да он просто красавец! Посмотрите, какой у него глубокомысленный вид. Это так мило с вашей стороны! — Она порывисто обвила его шею руками и подставила губы для поцелуя. — Но если вы думаете, я буду играть с ним вместо ребенка Йеллы…
— Конечно, будете. Во всяком случае, я пристроил Йеллу к Джорджу Харрису, владельцу местного отеля. Ему нужна посыльная из туземок. И к ребенку он отнесся спокойно. Так что все хорошо.
Новый дом — для Йеллы, игрушка — для нее. Юджиния задумчиво подняла одну бровь. Гилберт был крайне доволен собой, считая, что проявил величайшую ловкость, прекрасно устроив все в их жизни и не отступив от своего ни на шаг.
Но ведь она и в самом деле была в восторге от белого какаду, и критиковать Гилберта было бы с ее стороны неблагодарностью. В браке муж — хозяин. Разве найдется в мире женщина, которая хотела бы, чтобы дело обстояло иначе? Вчера она жаловалась, что Гилберт ни разу не поинтересовался, счастлива ли она, и вот перед ней вещественное доказательство того, что он о ней думает.
Это событие в своей семейной жизни Юджиния запомнила навсегда, ибо именно в тот момент приняла твердое решение быть счастливой.
Глава X
Сбор винограда… Сборщики начали являться с рассветом. Из Парраматты прибыли пешком или на кое-как сколоченных подводах десятка два мужчин и женщин самого разного возраста. Они собрались во дворе выпить горячего крепкого чая со свежим хлебом и лепешками, которые напекла миссис Джарвис, поднявшаяся для этого в четыре часа утра.
В Ярраби было традицией как следует кормить сборщиков и создавать для них хорошие условия. В полдень и на террасы виноградника отнесут громадные корзины с холодной едой, а вечером всех еще раз покормят и выставят в изобилии столовое вино прошлогодней выгонки. Те, кто не любил вина, получат опять горячий чай с сахаром. Но ни пива, ни рома здесь не подают.
В этом отношении Гилберт Мэссинхэм слыл чудаком. Но он был честен с теми, кто на него работал, платил хорошо, и его уважали. В результате даже закоренелые любители рома, которых воротило от кислого вина, пили его за неимением чего-либо лучшего, а женщины разбавляли вино водой и таким образом утоляли жажду.
Что работникам особенно нравилось в мистере Мэссинхэме, так это то, что он вместе с ними завтракал, расхаживал вокруг, смеялся, разговаривал, общался с ними, как со старыми друзьями, и некоторые действительно были его друзьями. Да вот хотя бы эта пожилая седая женщина, растянув губы в беззубой улыбке, она поддернула юбки и пустилась танцевать джигу под аккомпанемент скрипки, на которой играл молодой парень с льняными волосами.
Юджиния, наблюдавшая веселую сцену с крыльца дома, захлопала в ладоши. Парень церемонно поклонился, а женщина на секунду присела в реверансе. В этом году сбор винограда в Ярраби приобрел особый интерес, так как можно было взглянуть на появившуюся в доме молодую хозяйку.
Впрочем, видели ее не так уж часто, Гилберт приказал Юджинии сидеть дома и не выходить на жаркое солнце. Не обращая внимания на возмущенные протесты, он заявил, что не позволит ей совершать такие глупые и унижающие ее достоинство поступки, как, например, облачиться в какое-нибудь старенькое платье и присоединиться к веселой толпе женщин с корзинами винограда на плечах. Когда солнце зайдет, она может, если захочет, выйти и издали посмотреть на происходящее.
В результате день, который начался так живо, превратился просто в еще одну цепочку длинных праздных часов. Юджиния немного пошила, немного поиграла на рояле, начала писать письмо Саре и все это время горько негодовала, что ей не дают принять участие в общем веселье. Она не могла даже побеседовать с Пибоди, выкапывая кусты репейника и терновника на том месте, которое уже стали именовать садом, ибо Пибоди тоже присоединился к сборщикам винограда. После полудня дом совсем опустел. Миссис Джарвис приготовила для ленча громадное количества хлеба, сыра и колбасы. Фиби помогла ей отнести корзины с едой рабочим, и, ни у кого ничего не спросив, обе они остались на террасах виноградника.
В доме была только Джейн, бледная, некрасивая. Когда Юджиния не без раздражения спросила, не желает ли и она принять участие в общих развлечениях, Джейн ответила решительным «нет».
— Я не вынесла бы жары, мэм. Не знаю, как Молли ее переносит. У нее, наверное, не кожа, а шкура.
— Молли?
— Миссис Джарвис, мэм. Простите. Она велела мне называть ее Молли — так получается более по-приятельски. Ведь она всего лишь на год старше меня, а подумать только, какая судьба ей выпала. Меня бы это убило.
— Думаю, да, — сухо заметила Юджиния.
Характер Джейн — что называется, ни рыба ни мясо, — стал сильно раздражать Юджинию. Но ей ли критиковать других? Тяжкие испытания, пережитые миссис Джарвис, вероятно, убили бы и ее.
Тем не менее Юджиния не в силах была оставаться в четыpex стенах, словно узница, когда вокруг происходило столько событий. И после ленча, невзирая на строгие приказания Гилберта, она надела свою широкополую шляпу, раскрыла зонтик и, осторожно шагая, прошла немного по пыльному проселку в сторону виноградника, чтобы хоть издали посмотреть на оживленную картину.
У одного сборщика голова была повязана красным носовым платком, у другого — синим. Гилберт презирал какие бы то ни было головные уборы. Юджиния видела его рыжую голову, мелькавшую то тут, то там, когда он проходил между бороздами, приглядывая за всем и давая указания работникам. Вокруг слышалась веселая болтовня, иногда кто-нибудь затягивал песню. Небо было синее, склон холма — бурый и оливково-зеленый, виноградные гроздья — черные, с легким серебристым пушком на ягодах. Все это хорошо бы запечатлеть на акварельном рисунке, который можно послать домой, Саре. Завтра она принесет с собой мольберт и ящик с красками. Быть может, Гилберт сочтет это занятие достойным леди и позволит ей порисовать. Однако одиночество продолжало мучить ее.
