Маргарет Пембертон - Лев Лангедока
Факелы мерцали в закрепленных на каменной стене железных кольцах, озаряя мягким светом проход, в котором Рафаэль де Мальбре предложил Мариетте Рикарди стать его женой. Она уставилась на него в полном недоумении, а Рафаэль рассмеялся, взял ее руку и с нежностью поцеловал в ладонь.
— Я выучил урок, моя дорогая. Больше никаких попыток овладеть вами на соломе, только на супружеском ложе.
Он уверенно заключил ее в объятия, целуя с возрастающей пылкостью. На мгновение Мариетта была настолько ошеломлена, что не могла сообразить, как вести себя, а когда сообразила, попыталась вырваться из объятий Рафаэля, толкнув его в грудь. Он не дрогнул и с нежностью провел пальцем по ее щеке.
— Как вы красивы, моя дорогая! Какой фурор вы произведете в Версале, одетая в платье из золотой или серебряной парчи!
Мариетта покачала головой:
— Версаль не для меня, Рафаэль. И я не смогу выйти за вас замуж.
Он улыбнулся и легонько прикоснулся пальцем к ее мягким губам.
— Это потому, что ваша семья не пользуется широкой известностью? Но вы сами говорили, что члены семьи Рикарди не только высокородны, но и красивы. — Он обнял ее за талию и привлек к себе: — Вы бесподобно красивы, моя дорогая.
Мариетта произнесла спокойно:
— Я не люблю вас, Рафаэль.
На этот раз он сделал паузу и заглянул в ее глаза. Он не предполагал ничего иного, кроме того, что она будет в восторге от предложения выйти замуж за одного из де Мальбре.
— Думаю, будет достаточно и того, что один из нас вступает в брак по любви, — заговорил он наконец. — Позвольте мне заверить вас, моя дорогая, что, став моей женой, в моей постели вы очень скоро забудете о вашем нерасположении.
Мариетта снова покачала головой, но Рафаэль в ответ только улыбнулся:
— Сон унесет ваши сомнения. К утру они исчезнут.
Позади них послышался звук приближающихся шагов, и Рафаэль, собравшийся было поцеловать Мариетту еще раз, вынужден был вместо этого отпустить ее. Обернувшись, он встретил любопытный взгляд Жанетты. Мариетта спаслась бегством, а Жанетта произнесла с несвойственной ей холодностью в голосе:
— Надеюсь, Рафаэль, мои глаза меня обманули?
— Никоим образом, мадам, но вам нет нужды беспокоиться. Намерения у меня совершенно честные.
— Мне так не кажется, — со всей прямотой ответила мать Леона. С нее было вполне достаточно тех сомнений, которые она испытывала, наблюдая за Леоном и Мариеттой, а уж застать ее в объятиях Рафаэля… нет, это чересчур!
— Я только что попросил вашу очаровательную гостью стать моей женой, — сказал Рафаэль и был счастлив увидеть, что недоброжелательное изумление на лице Жанетты сменилось радостью.
— О, Рафаэль, это замечательно! Я так беспокоилась о ней, о том, куда ей деться, чем заниматься.
— Она уедет в Версаль, мадам. А что касается того, чем ей заниматься…
Глаза у Рафаэля заблестели с вызывающей игривостью, однако Жанетта была бесконечно рада тому, что будущее Мариетты обеспечено, и не стала ругать его за дерзость.
— С чего это вдруг ты такая радостная? — спросил Леон у матери, подходя к ним.
— Мариетта выходит замуж за Рафаэля!
Жанетта слишком поздно спохватилась, что сыну такое событие может и не показаться столь уж приятным.
— Это правда? — Ни один мускул не дрогнул на лице Леона. Он словно обратился в камень.
— Истинная правда.
Рафаэль прислонился к стене, дабы ощутить важность момента во всей полноте. Леон никогда не сделал бы ставку на двух лошадей одновременно. Жениться на бесхарактерной вдове Сент-Бев ради респектабельности и удерживать при себе Мариетту ради наслаждения было бы ничем иным, как проявлением сущей алчности. Рафаэль впервые чувствовал свое превосходство над другом. Сам он ничуть не беспокоился о респектабельности. Он намерен жениться на Мариетте, и пусть сплетники и сплетницы болтают что хотят. Он показал себя еще более бесстрашным, чем Леон.
— В таком случае желаю вам всех благ, — процедил Леон сквозь стиснутые зубы, кивнул матери, пожелал ей доброй ночи и зашагал вниз по освещенному проходу к себе в комнату. Через несколько секунд раздался громкий стук захлопнувшейся двери, но Рафаэль и Жанетта сделали вид, что ничего не слышали.
Позже, предоставив Рафаэлю объяснять свое решение потрясенному отцу, Жанетта, закутавшись в шаль поверх ночной рубашки, направилась на цыпочках к спальне сына. Им нужно было поговорить. Она должна узнать, каковы его чувства. Что случилось, почему ее веселый, беззаботный сын последнее время ходит, погруженный в мрачные раздумья, почему он стал неразговорчивым и угрюмым?
Свечи у него в спальне горели — через щель под дверью в коридор пробивался свет. Жанетта уже подняла руку, чтобы постучаться, но тотчас опустила ее. Из комнаты донеслись отчетливое позвякивание графина о край стакана и звук наливаемой жидкости, потом Леон с грохотом опрокинул стул. Не было никакого смысла вступать в разговор с сыном сейчас: Леон, похоже, был пьян.
И она не ошиблась: Леон был слишком пьяным для того, чтобы видеть что-либо, кроме образа Мариетты Рикарди — обнаженной Мариетты в постели Рафаэля де Мальбре.
На следующее утро Мариетта избежала встречи с обоими — Леоном и Рафаэлем, вызвав Лили и Сесиль на урок вязания кружев в необычайно ранний час. Солнце уже припекало, роса на траве высыхала, и день обещал быть таким же ясным, как и предыдущий. Деревенские женщины еще не пришли, в оранжерее было непривычно тихо. Девушки прилежно склонились над работой, а Мариетта начала плести кружевное полотно, которое должно было превратиться в подвенечное платье Элизы Сент-Бев.
Лили и Сесиль время от времени негромко переговаривались, но Мариетта не обращала на них внимания. Странное, совершенно необычное состояние охватило ее, когда она устремила взгляд вдаль. Она больше не видела ни оранжерею, ни далекие отсюда холмы, перед ней возникла церковь в Шатонне, а в церкви рука об руку стояли Леон и его нареченная. Элиза выглядела великолепно, платье из венецианского кружева так плотно облегало ее фигуру, что Элиза больше, чем обычно, напоминала изящную статуэтку. Лицо ее было скрыто под вуалью, но лицо Леона Мариетта видела ясно. Его черные волнистые волосы свободно ниспадали на широкие плечи; одет он был в темно-красную бархатную блузу, отделанную золотым галуном; сапоги начищены до блеска, шпага в ножнах.
Мариетта почувствовала такое стеснение в груди, что испугалась потерять сознание. Она словно вошла в тоннель, озаренный непереносимо ярким светом. Перед ее внутренним взглядом появилось видение: время года изменилось, листья опали, но цветы еще цвели. В церкви Шатонне появилось намного больше скамей, над алтарем висело позолоченное распятие, которого сейчас еще не было. Перед священником, который должен был совершить церемонию брака, стояла совсем юная девушка, не старше семнадцати лет, с такими же темными, как у Леона, глазами и полными, красиво очерченными губами. На ней было платье матери, которое сидело на ней великолепно, хотя изначально шилось не на нее.
