Жаннетта Беньи - Флорентийка и султан
Стоит возникнуть каким-нибудь денежным затруднениям – и на помощь покупателю спешит еврей, предлагая обменять золото или серебро, или дать взаймы знакомым, если тем потребуется более крупная сумма, чем та, что у них есть при себе. Узнать евреев можно с первого взгляда по одежде черного цвета: османские законы запрещают им носить другие цвета.
Возле каждого базара расположен великолепный фонтан, почти всегда прекрасное и величественное сооружение, чаще всего стоящее особняком. Стоки его закрыты бронзовой решеткой. К каждому окошку на цепи подвешена медная чаша. Конечно, мы не рискнули пить воду из этих фонтанов, потому что вокруг стоит такая невероятная грязь, что диву даешься.
Но турки и мавры не обращают на это никакого внимания. Они берут чашу, просовывают руку сквозь решетку, набирают воду, пьют и возвращают чашу на место. А здесь ее уже дожидаются чьи-то жаждующие уста. Обычно у каждого фонтана сидит не меньше дюжины местных жителей. Они перемещаются вокруг него вместе с солнцем. И, таким образом, у них есть все, что больше всего ценится в этом климате – вода и тень.
Миновав оружейный базар, мы внезапно наткнулись на процессию женщин, из какого-то гарема. Все они ехали верхом на мулах и были закутаны в белые покрывала. Процессию возглавлял евнух в великолепных одеждах. Все, кто шел им навстречу, немедленно уступали дорогу: мужчины бросались ничком на землю, не поднимая глаз, или прижимались лицом к стене.
Наш проводник сказал, что едет гарем одного из визирей султана. Как и почему они оказались здесь, проводник не объяснил.
Нам тоже пришлось взять влево и переждать, пока кортеж проследует мимо нас. Евнух, державший в руке палку, бесцеремонно бил по голове любого, кто не успевал очистить дорогу.
После этого мы продолжили свой путь по крытым навесами улицам и подошли к дворцу паши. Но здесь нас ждало разочарование: слуга, посланный во дворец известить его о прибытии венецианского посла, с униженным видом вернулся обратно. Оказывается, паша еще не вернулся с охоты. Очевидно, он заночевал в оазисе, и потому нам пришлось, оставив подарки, направиться к нашему кораблю.
Я не рассказала еще о том, что у многих прохожих, попадавшихся нам навстречу, не доставало носов и ушей. На это капитан Манорини, рассмеявшись, ответил:
Просто-напрасто, все они когда-либо предстали перед местными судьями.
Оказывается, кади, как здесь их называют, таким образом исполняют исламские законы.
Когда совершена кража, и вор схвачен с поличным, он предстает перед кади. Тот вершит суд, и очень скоро выносит приговор. После этого он берет в одну руку ухо вора, а в другую – бритву и быстро отсекает ухо осужденного. После этого преступника отпускают, но все теперь могут отличить вора от честного человека.
Обычно, кади выходит утром на улицу, и никто не знает, куда он направляется. Он гуляет по городу и в сопровождении помощников совершает набег на первый попавшийся базар. Гам он располагается в любой приглянувшейся ему лавке, проверяет товары, правильность мер и весов, выслушивает жалобы покупателей, допрашивает торговцев, замеченных в каких-нибудь нарушениях. Потом, без суда и следствия, а, главное, на месте, вершит правосудие, приводит приговор в исполнение и подкарауливает следующего преступника.
Торговцев обычно наказывают гораздо мягче – конфискуют товар, закрывают лавки. Суровым наказанием считается выставление на всеобщее осмеяние. Тогда виновника ставят у стены лавки и заставляют подняться на цыпочках и потом пригвождают его ухо к двери или к ставням лавки, и все прохожие смеются над ним. Такое наказание очень развито на турецких базарах, и пытка эта длится два, четыре, а то и шесть часов. Конечно, несчастный *** ухо, но такое случается очень редко: торговцы-турки очень дорожат своей честью и ни за что на свете не согласятся быть похожими на воров отсутствием, пусть даже крошечного кусочка, уха.
Когда мы вернулись на корабль, оказалось, что Аслан-бей уже прислал сеньору Гвиччардини деньги, которые он ему был должен.
Мы больше не испытывали никакого желания оставаться в Каире и велели капитану нашего судна поскорее отчаливать. Особенное облегчение испытала моя верная служанка Леонарда: как истинная христианка она не выносила ни зрелища мечетей с огромным количеством молящихся в них мусульман, ни грязных турецких базаров, ни шумной и заунывной музыки. Порой я испытывала то же самое, однако меня утешало то, что нигде больше нельзя было увидеть мест, описанных в Библии величественных пирамид и бесконечных пустынь.
Это была дикая, варварская, но по-своему живописная и прекрасная страна.
ГЛАВА 7
Парусная джерма, на которой путешественники возвращались из Каира вверх по течению Нила в порт Рашид, остановилась на ночлег неподалеку от маленького оазиса.
– А не устроить ли нам ужин на берегу? – предложил капитан Манорини.– Сдается мне, что в этом оазисе найдется для нас молоденький барашек.
– Что ж,– сказал сеньор Гвиччардини,– предложение хорошее. Однако, кто отправится за барашком?
– Отправим кого-нибудь из команды. Подозвав переводчика, капитан рассказал ему о своем желании полакомиться барашком и спросил, нет ли среди матросов охотника сходить в оазис. Для того, чтобы его просьба выглядела более убедительной, он достал из кошеля несколько цехинов и предложил их в обмен на барашка.
Деньги не произвели никакого впечатления на арабов, однако один из матросов, заинтересовавшийся предложением капитана Манорини, показал вместо денег на короткий кинжал в красивых кожаных ножнах, который висел на поясе у капитана.
– Нет, нет,– замахал руками Манорини,– это подарок, я не могу расстаться с ним.
Араб разочарованно отвернулся. Тогда сеньор Гвиччардини, порывшись в своем багаже, обнаружил широкий нож с костяной ручкой, инкрустированной серебряной венецианской вязью.
– И не жаль вам? – спросила Фьора.
Сеньор Гвиччардини улыбнулся.
– Но ведь вы хотите свежего мяса?
Фьора улыбнулась.
– От такого трудно отказаться.
– Значит, придется пожертвовать ножом. Ничего страшного, у меня есть стилет, острый, как бритва. А это пусть достанется матросу. В конце концов, уже наступил вечер, и, насколько я разбираюсь в криках животных, шакалы выбрались на охоту.
Матрос, получивший нож, с такой поспешностью спрятал его под полу грязного, местами изодранного халата, что мы только подивились. Однако капитан джермы без особых церемоний отобрал у матроса нож, вызвав у путешественников недоумение.
Сеньор Гвиччардини через толмача обратился к капитану.
Зачем вы это сделали? Ведь он отправляется один в ночную пустыню. Нож понадобится ему для защиты. На это капитан ответил:
