Севги Адывар - Тень Роксоланы
Молодой ростовщик крутил головой, переводя взгляд с одного на другого. Любопытство мучило его. А больше всего хотелось увидеть Хюррем Султан, о которой так много болтали вокруг. Говорили, что она владеет колдовскими чарами, а еще говорили, что она совсем некрасива, но когда улыбается или смеется, то ни один мужчина не может остаться равнодушным, даже у евнухов сердце выпрыгивает из груди, стремясь навстречу султанше. Молодому ростовщику было не жаль отдать жизнь за один взгляд на такое чудо.
* * *Султан Сулейман получил письма из столицы. Писали визири, докладывая положение дел в государстве, писали доверенные аги, донося о настроениях янычар, оставшихся в Стамбуле, писали сестры, изливая свои надежды на благополучное возвращение брата из затянувшегося похода, писали купцы, жалуясь на кадиев, писали кадии, жалуясь на купцов… Писем было много. Два султан сразу отложил в сторону: письмо хазнедар и письмо Хюррем. Первое удивило его – с чего бы хазнедар писала самому повелителю? Может, случилось что плохое, может, заболела любимая жена? Ну а письмо Хюррем просто согревало душу, веселило сердце, и султану казалось, что тучи, собравшиеся на небе, разошлись, и сквозь них пробились ясные солнечные лучи, такие же ясные, как глаза любимой, такие же светлые, как ее смех.
Прочтя письмо хазнедар, султан недоуменно поднял брови. О каких еще долгах пишет эта несчастная? Разве в казне не хватает денег для содержания дворца? Почему в таком случае ему ни слова не написал об этом дефтердар, главный казначей? Конечно, в казне оставалось немного денег. Это и не диво, такое войско собрать в поход! Но этого должно было хватить. По крайней мере, султан надеялся. Тем более что Искандер Челеби богат, и если в казне не хватает денег, то он сам может пополнить недостачу, как обычно и делал, возвращая затем свои деньги с поступающих в казну налогов. Хюррем нет необходимости одалживать деньги еще где-то.
Сулейман распечатал письмо жены и тут же выбросил из головы все, что написала хазнедар. «Мой султан, – писала Хюррем. – Мой султан, как болит, как жжет огнем сердце! Какая это безграничная боль – боль расставания… Спаси меня, несчастную и обездоленную, напиши мне хоть несколько строк. Твои прекрасные письма приносят мне радость. Моя любовь, мое счастье, мое утешение, мое солнце, мой мир, мой султан! Я плачу, тоскуя о тебе, и я улыбаюсь, предчувствуя нашу встречу…»
Султан понюхал письмо, заулыбался, счастливый – ему показалось, что плотная бумага сохранила аромат любимой. Он сел за стол, обмакнул перо в чернильницу, слова полились сами: «Моя дорогая возлюбленная, госпожа моего сердца, султанша дней и ночей моих, яркая, как солнце! Моя единственная, моих желаний глубинных спутница, ты милее мне, чем все красавицы мира, разве могу я забыть тебя, твою улыбку, твои нежные руки, твои огненные локоны?..» Сулейман исписал целый лист и уже заканчивал письмо, когда на глаза ему попалось отброшенное небрежно послание хазнедар. Султан задумался, потом приписал: «Любимая моя, единственный свет моей жизни, зеница ока моего, я надеюсь, что ты не испытываешь нужды ни в чем и нет никаких трудностей в твоей жизни. Если же что-то тебе требуется – сообщи немедленно».
Письмо было тут же отправлено в столицу. В ответ Хюррем Султан написала, что единственное, в чем она испытывает недостаток – это в обществе самого повелителя. Вот если бы он был с ней рядом, тогда, конечно, все было бы просто великолепно. Но, разумеется, государственные дела требуют его внимания, и покорная воле султана рабыня будет безропотно ждать его возвращения из похода. Сулейман прочел письмо с обычной улыбкой и тут же начал писать ответ:
Я пред тобой, как ночной мотылек.
А ты, как свеча, своим светом манишь меня.
Ты – напасть для меня, я сошел от любви с ума,
Ты мое несравненное горе, моя самая страшная мука,
Мое яркое солнце и щедрости полные горсти.
Я сам не свой, я слепо тебе подчинен.
Ты – Султанша моя, моя повелительница.
Один твой локон заставляет петь мое сердце.
Стенания мои уже долетели до неба,
Дорогая, Мухибби болен. Мой целебный экстракт – это ты…
Султан остался доволен стихотворением. И Хюррем – он был уверен – тоже порадуется этим строкам.
* * *Недоброжелатели Хюррем Султан скрипели зубами. Эта проклятая колдунья посмела открыть в европейском квартале Стамбула винные лавки! Теперь с утра до ночи там слышался пьяный смех, не утихало веселье. Разве подобает такое в мусульманской столице? На базаре вновь начали поговаривать, что Хюррем Султан только притворяется правоверной мусульманкой, а на самом деле так и осталась христианкой и даже тайком носит крест. Говорили даже, что она посмела совершить невероятное: крестила своего старшего сына, шахзаде Мехмеда, а может, и всех детей. Султан, конечно, ничего не знает о ее проделках, но если бы узнал, то это не сошло бы колдунье с рук. К тому же в эти винные лавки заходят не только иноверцы, но даже мусульмане соблазняются непотребным напитком. А многие и вовсе проводят там все дни и даже ночи!
Шейх-уль-ислам начал получать целые пачки жалоб, в которых правоверные сетовали на винные лавки, рассказывали о мерзостях, что там творятся. Говорили, что даже скромные прежде мусульманские женщины ищут работу в этих лавках, танцуют для иноверцев, открыв свои лица. Шейх-уль-ислам только качал головой, читая все эти письма.
Через пару месяцев на базаре по приказу шейх-уль-ислама начали кричать о том, что винные лавки в европейском квартале вовсе не являются делом рук шайтана, так как иноверцам разрешено винопитие. А вот если кто из мусульман будет замечен в этих лавках, застигнут за чашей вина, то наказание последует немедленно. Мусульманам запретили не только заходить в винные лавки, но даже смотреть в их сторону.
– И правильно, – говорили друг другу правоверные, потягивая сладкий шербет под полотняными тентами. – Если иноверцам так хочется, то пусть отравляют себя вином. А мусульманам там делать нечего. Шейх-уль-ислам прав!
– Но соблазн велик, – отзывались особо упрямые, закусывая свою желчь ломтиком хрустящего кадаифа, заедая сердитые слова дивным тягучим кюнефе. – Зачем вводить в соблазн истинных мусульман? Нет, это явно проделки шайтана, и Хюррем Султан пляшет под его дудку.
– Глупости! – отвечали упрямцам, и на стол выставлялись миски с дивными нежными шариками локма татлысы. Это лакомство было способно примирить всех, успокоить разлитие желчи, а упрямых сделать мягкими и податливыми. – Все это глупости! Шайтан всегда подстерегает правоверных, но какой же ты мусульманин, если поддашься его козням? Обходи стороной винные лавки, как и говорит шейх-уль-ислам, и ты посрамишь шайтана!
