Хизер Гротхаус - Страсть и судьба
— Неужели? — улыбнулся священник и кивнул ей через плечо. — Я тоже там часто бываю. Очень удобное место для медитаций.
— Но я ходила туда не медитировать, — сокрушенно проговорила Сесили. Но прежде чем она успела начать рассказ о своих прегрешениях, священник широко улыбнулся и повернулся к ней со словами:
— Похоже, сегодня в нашей поездке примет участие еще один человек. Надеюсь, его общество придется вам по душе, леди Сесили. — Священник указал на ближайшие холмы.
Нахмурившись, она повернулась в седле в указанном направлении, чтобы увидеть того смельчака, который не побоялся отправиться в морозную погоду на рассвете вместе с обесчещенной дворянкой и старым священником помогать больным и бедным.
— Поздновато встаете, лорд Белкот, — проворчал Грейвс, завидев Оливера, подходившего к покоям Сибиллы Фокс. Старик стоял в коридоре напротив двери, словно в карауле.
— Солнце только что взошло, — буркнул Оливер. — Если бы я встал раньше, была бы еще ночь. Она уже проснулась?
— Разве я осмелился бы упрекать вас, человека со столь безупречными манерами, в опоздании, если бы миледи не была еще готова принять вас?
— Однако ты нахально ведешь себя, старик, — прорычат Оливер, прищурив один глаз и искоса глядя на дворецкого.
Грейвс тут же зеркально скопировал его действия.
Оливер раздраженно вздохнул и закатил глаза.
— Следуйте за мной, милорд, — сказал старик и постучал условным знаком в толстую деревянную дверь. Потом отпер замок и широко распахнул дверь, пропуская Оливера.
Тот вошел в комнату, ожидая, что дворецкий останется в коридоре, но Грейвс вошел вслед за ним, плотно притворил за собой дверь и почти беззвучно закрыл на задвижку.
Сибилла Фокс, полностью одетая, включая чепец и сеточку для волос, сидела за большим столом в глубине комнаты перед окном. Казалось, она была погружена в созерцание вида за окном. На середине стола красовалась большая гроздь кристаллов, которую Оливер видел накануне.
— Сибилла, — тихо позвал он ее.
— Доброе утро, Оливер, — отозвалась она, нисколько не испугавшись его появления. — Как спалось? Как ваша рука?
— Доброе утро. Спалось плохо, рука все еще не срослась.
Сибилла на мгновение приподняла тонкие брови, потом понимающе кивнула.
Оливер оглянулся через плечо на Грейвса, который, казалось, никого вокруг себя не замечал. Старик стоял спиной к господам и, глядя в небольшое зеркало, поправлял редкие седые усы.
— Я думал, мы сможем поговорить с глазу на глаз, — тихо сказал Оливер.
— Вас смущает Грейвс? Уверяю, его присутствие и есть гарантия нашего полного уединения.
— Что ж, хорошо, — недовольно буркнул Оливер. — Я получил официальное письмо от короля Эдуарда, в котором он приказывает явиться ко двору двадцать четвертого июня, на праздник летнего солнцестояния.
— Знаю, — коротко ответила Сибилла.
— Мой брат очень нежно относился к вам, и мне бы не хотелось сообщать о грядущих неприятностях в такой прямолинейной форме, но, увы, это не в моих силах. Сибилла, король намерен направить войско к Фолстоу.
— Знаю.
— Знаете? И так спокойно об этом говорите?
— У меня было много времени, чтобы привыкнуть к этой мысли, — едва заметно улыбнулась Сибилла. — Король самолично предупредил об этом мою младшую сестру Элис. И Огаст говорил мне о планах Эдуарда, когда был еще лордом поместья Белмонт.
Она не сказала «когда ваш брат был еще жив» или «до его смерти», и Оливер не знал, обижаться ему на ее бесчувственность или же горевать по поводу того, что она не смогла заставить себя произнести эти слова.
— Вы собираетесь сдаться? — спросил он.
Сибилла слегка поморщилась и покачала головой.
Сзади едва слышно фыркнул Грейвс.
— Нет, не думаю, что сдамся, — сказала Сибилла. — Мы с Огастом придумали план, но теперь все пошло не так, как было задумано.
Похоже, она была опечалена не столько смертью Огаста, сколько нарушением ее планов. Оливер почувствовал, как кровь стала сильнее пульсировать в ранах и стучать в висках. Неужели эта женщина настолько холодна и бессердечна, чтобы говорить о смерти его брата как о досадной помехе?
— И все же мне кажется, я знаю, как хотя бы отчасти воплотить идеи Огаста, — продолжала Сибилла, — а заодно обеспечить немалую выгоду для поместья Белмонт. Насколько я понимаю, король признал за вами право владения поместьем и всеми его авуарами.
— Да, признал, но с какой стати вам заботиться о моей выгоде? Это Огаст любил вас, Сибилла, а не я. Кстати, мне кажется, вы никогда его не любили. Так зачем вам заботиться не только о его младшем брате, но и о поместье Белмонт?
Пронзительный взгляд ее синих глаз был исполнен такой серьезности, что взвинченный Оливер сразу успокоился.
— Ваш брат был моим самым лучшим и преданным другом, — невозмутимо произнесла Сибилла. — Я искренне забочусь о благополучии поместья Белмонт, равно как и о вашем благополучии, Оливер, по причинам, о которых вы узнаете, как только я смогу вам рассказать. А пока мне необходимо ваше полное доверие, поскольку я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи.
— В моей помощи? — недоверчиво усмехнулся он. — И какой же?
Сесили сделала глубокий вдох и решительно произнесла:
— Мне необходимо, чтобы вы сделали предложение леди Джоан Барлег.
Хотя Сесили всегда нравилось бывать среди крестьян и простых сельских нравов, ей еще никогда не доводилось испытывать такое удовлетворение от поездки, как в этот раз, с отцом Перри и викарием Джоном Греем.
Они быстро раздали продукты, сушеные фрукты и водоросли. Сесили привезла с собой удвоенный запас лечебных мазей, снадобий, настоек, порошков, бинтов и лекарственных трав. Еще до обеда она промыла и перевязала троих раненых, дала старику лекарство от лихорадки и приготовила целебный травяной отвар от стоматита для молодой матери и ее крошечного новорожденного младенца. Отец Перри был занят исповеданием крестьян, а викарий Джон стал веселым и сноровистым помощником Сесили.
Лучшего напарника у нее еще не было. К тому же как нельзя кстати пришелся его опыт жизни в различных монастырях и приютах, где ему не раз доводилось ухаживать за страждущими и немощными. Болезни и увечья не были для него чем-то непривычным. От него исходило дружеское тепло и участие, чем радовалась и Сесили, и ее пациенты. Казалось, нищета и невежество деревенских жителей нисколько не смущали его, и он с интересом беседовал с крестьянами разных возрастов.
Сесили была особенно тронута тем, как он держал на руках младенца. Так мог бы держать собственного ребенка отец, склонившись над ним с умиротворенной улыбкой и шепча благодарные молитвы Всевышнему.
