Бертрис Смолл - Блейз Уиндхем
Долг призывал Блейз, как хозяйку Риверс-Эджа, зажечь святочное полено. По обычаю каждый год полено зажигали от горящей лучины из полена, сожженного в прошлом году.
Весь год лучина покоилась под кроватью хозяйки дома.
Поскольку в прошлом году Эдмунд Уиндхем не праздновал Рождество, пребывая в трауре после смерти жены, то теперь Блейз подали лучину из последнего святочного полена Кэтрин Уиндхем. Глаза супругов встретились, когда Блейз поднесла пылающую лучину к сухому полену, и почему-то ей показалось, что благодаря этому простому поступку она по-настоящему стала женой Эдмунда, графиней Лэнгфорд. Кэтрин Уиндхем, душа которой ныне упокоилась на небесах, осталась только в воспоминаниях.
А потом все долго пели и смеялись. Святочное полено горело ярко-золотым пламенем в огромном камине зала, все пили эль и поднимали тосты за веселое Рождество. С галереи для музыкантов неслись бравурные звуки. К горячей рождественской сладкой каше на молоке с корицей подавались святочные лепешки. Особенно порадовались такому угощению слуги, которым нечасто доводилось лакомиться сахаром.
Незадолго до полуночи гости отправились в церковь святого Михаила и добрались до нее через час, когда на колокольне церкви, как и по всей Англии, колокола вызванивали славу Рождеству. Они восхваляли не только рождение Христа, но и появление христианства, возвещенное этим рождением. Выйдя из экипажей, эрл, его родные и гости ступили в церковь, чтобы выслушать первую из рождественских служб.
Ночь выдалась темной и тихой. Звезды высоко в небе казались такими же блестящими и огромными, как в ту самую ночь, когда родился Спаситель. Из церкви святого Михаила неслись чистые голоса певчих, вознося песнопения к небесам:
— Venite adoremus, Dominum! Приидите, Господу поклонимся!
— Gloria! Gloria in excelsis Deo! Слава! Слава Господу Всевышнему!
Внутри церкви негде было и яблоку упасть — решительно все, от дряхлых стариков до детей, едва научившихся ходить, собрались сюда из окрестных деревень и ферм Майклсчерча и Уэйтона, чтобы выстоять рождественскую службу вместе с эрлом и прекрасной графиней. Блейз не верилось, что она может испытать большее счастье, чем в этот миг, когда она стояла, сжимая руку мужа, окруженная близкими и родными. Еще только одно событие могло превратить ее жизнь в сущий рай — рождение ребенка. «Только бы это случилось в будущем году, — молилась она. — О Господи, дай мне на следующее Рождество стоять в твоей церкви, держа на руках ребенка!»
Вернувшись домой, она позаботилась о том, чтобы поудобнее устроить всех гостей, прежде чем сама отправилась в спальню.
— Я уже отослала Геарту спать, — объяснила она Эдмунду. — И вам придется стать моей горничной, милорд.
— Более приятных занятий просто не бывает, дорогая, — отозвался ее муж, распуская шнуровку на спине Блейз. Расправив осыпанный драгоценными камнями лиф, он просунул ладони под кофточку впереди, подхватив грудь. Дразняще лаская большими пальцами ее соски, Эдмунд усмехался, чувствуя, как нежная плоть затвердевает под его прикосновениями. Груди Блейз налились и затвердели, пока он покрывал поцелуями ее округлое плечо и шею.
В истоме что-то забормотав, Блейз выгнула спину, прижимая ягодицы к чреслам мужа и покачивая бедрами. Почувствовав, как его копье удлинилось и затвердело, Блейз улыбнулась в свою очередь.
— Плутовка! — простонал он сквозь стиснутые зубы, а Блейз продолжала ласки.
Рассмеявшись, она вдруг высвободилась из объятий мужа. Повернувшись к нему лицом, она распустила пояса юбок, позволив им соскользнуть на пол. Переступив через разноцветный ворох ткани, она стащила кофточку через голову, и теперь была обнажена — если не считать бархатных туфелек и черных чулок.
— Подайте мне ночную рубашку, сэр, — шутливо приказала она супругу.
Карие глаза Эдмунда Уиндхема вспыхнули от острого желания, когда он взглянул на свою прекрасную жену. Быстрыми движениями он избавился от одежды и застыл обнаженный, не скрывая своего возбуждения. Поймав Блейз за руку, он повел ее к постели.
— Вы забыли обувь! — запротестовала она.
Эдмунд снял туфли с узких ступней жены, а затем не торопясь стащил с нее чулки с подвязками.
— Не могу больше ждать, — простонал он. — Ты сводишь меня с ума! Такой пытки не выдержит ни один смертный!
— Я готова для вас, мой страстный супруг, — прошептала она, подставляя ему губы.
В его поцелуе стон отчаяния смешался со вздохом облегчения, пока он погружал меч в ее пылающие ножны. Как всегда, Блейз охотно приняла его и была так же рада угодить ему, как и испытать наслаждение.
Блейз ощущала, как он заполняет ее, и почти сразу достигла восхитительного состояния блаженства, которое каждый раз вызывал у нее муж. Разве плохо наслаждаться таким небесным союзом мужчины и женщины? Блейз еще стеснялась спросить об этом у матери, и кроме того, подозревала, что заводить подобные разговоры не подобает. Она не могла дождаться дня, когда Блисс и Блайт выйдут замуж, чтобы поделиться с ними своим восхищением, но надеялась, что и они будут наслаждаться супружеской жизнью не меньше ее самой.
Она слабо вскрикнула, достигнув первой вершины, а после этого волны блаженства стали накатывать на нее одна за другой. Она радостно приподнималась навстречу мощному копью, стонала, когда оно погружалось все глубже в нежную плоть. Только бы судьба не лишила ее таких радостей!
Наконец возбуждение эрла перешло все пределы, и он выплеснул сок любви в золотую чашу жены, прежде чем рухнуть ей на грудь.
— Господи, как я люблю тебя, — задыхаясь, прошептал он ей на ухо.
«Наверняка теперь у нас будет ребенок, — сонно думала она, когда муж отстранился и лег рядом с ней. — На следующее Рождество у нас будет сын!»
Рождественский обед подали вечером, и леди Морган вновь была ошеломлена обилием яств. Устрицы и рыба так далеко от моря были роскошью, в которой леди Морган не могла себе отказать. Мужчины охотно поглощали устриц, принесенных в дубовых блюдах, наполненных колотым льдом. Они с треском открывали раковины, проглатывали целиком их холодное содержимое и обменивались с дамами замечаниями по поводу пикантного вкуса этого кушанья.
Внесли огромные блюда тонко нарезанного розового лосося с гарниром из кресс-салата, а за ними — отварного карпа, креветок в белом вине, омаров, щуку, миногу, тушенную в красном вине с кервелем, камбалу в сливочном соусе и марсале. Форель из собственных ручьев эрла была подана с лимоном. Сестры Блейз пришли в восхищение, ибо они еще никогда не видели лимонов, и потом еще долго обсуждали, почему такой красивый на вид плод обладает столь пронзительно-кислым вкусом.
