Лаура Паркер - Отвергнутая
С того момента, как он впервые увидел ее, он был покорен красотой и мужеством этой девушки. Чувство вины толкнуло его помочь ей. Но теперь фарс, который они разыгрывали, придуман им только для того, чтобы удержать ее рядом с ним. Но как он может сказать ей правду, что это его месть довела ее отца до самоубийства. Он был обречен на бездействие собственным двуличием, и это разрывало его сердце.
— Вы любите его?
У нее была возможность солгать ему, и она бы причинила ему боль. Филадельфия с удивлением обнаружила это. Какое ему дело, выйдет она замуж или нет. В чем причина этой ранимости в его глазах?
Она нехотя произнесла:
— Нет, не люблю.
Эдуардо был рад, что она опустила голову, произнося эти слова. Он не смог бы промолчать, если бы Филадельфия посмотрела на него и увидела на его лице облегчение и радость. Однако нужно что-то предпринять, или он сойдет с ума. Эдуардо неожиданно повернулся и решительно направился к двери.
При звуке его шагов Филадельфия подняла голову.
— Куда вы?
Он обернулся, уже держась рукой за ручку двери.
— Навестить маркиза д'Этаса.
— И что же вы ему скажете?
Он улыбнулся.
— Найду, что сказать.
Филадельфия смотрела на письма на своем туалетном столике. Она была уже одета для вечернего выхода, но знала, что не может больше оттягивать этот момент. Эдуардо не застал маркиза дома, но поддержал миссис Ормстед, которая настаивала на том, чтобы Филадельфия поехала.
Это означало, что она скорее всего столкнется с маркизом. Если он публично обвинит ее в мошенничестве, то Филадельфия будет опозорена и ей придется немедленно покинуть Нью-Йорк. Возвращаться в Чикаго бесполезно, но и оставаться с сеньором Таваресом в равной степени невозможно. Настал момент внимательно прочитать эти письма и попытаться найти в них ключ к решению того, что ей делать дальше.
Она не могла заставить себя прочитать эти письма уже более двух месяцев, с той ночи, когда умер ее отец. Сейчас впервые Филадельфия обратила внимание на то, что одно письмо отправлено из Нью-Йорка, и удивилась, почему не заметила этого раньше. Она стала разглядывать остальные письма. Одно было отправлено из Нового Орлеана, другое пришло не по почте. Взяв нью-йоркское письмо, она вынула из конверта листок бумаги и развернула его. Филадельфия быстро пробежала его глазами, понимая с ужасом, что оно связано со смертью отца, и, тем не менее, была полна решимости узнать его содержание.
В нем говорилось о старых связях, и оно предупреждало о бесчестии, которое последует за разоблачением. Автор письма намекал на возмездие небес за прошлые грехи и проклинал тот день, когда они встретились. Однако грехи не назывались конкретно, как и предполагаемый источник возмездия, которого автор письма боялся. Было похоже, что все это известно адресату. Письмо было подписано: Джон Ланкастер.
Филадельфия отложила письмо в сторону. Она никогда не слышала, чтобы отец упоминал Джона Ланкастера, так что скорее всего это был деловой партнер, а не личный друг. Мог ли он быть одним из тайных партнеров в банковских делах отца? Если Ланкастер был клиентом его банка, он мог быть достаточно состоятельным, чтобы его знали в нью-йоркском высшем свете. Но кого она может спросить о нем? И с чего может начать, если ничего о нем не знает?
Филадельфия еще раз взглянула на письмо, и волосы у нее на затылке зашевелились. Не было ли письмо предупреждением о надвигающемся крахе отцовского банка?
Стук в дверь заставил Филадельфию вскочить на ноги.
— Ваш экипаж прибыл, мисс, — сообщила из-за двери горничная.
— Спасибо. Я сейчас спущусь.
Она посмотрела на остальные письма. Сейчас уже не было времени читать их. С сожалением она собрала их и спрятала, взяла перчатки и сумочку, готовая ехать на прием.
— Я люблю шоколад. А вы, мисс Ронсар?
Филадельфия обернулась к женщине, которая к ней обращалась, но слов ее не расслышала.
— Простите?
— Десерт, — напомнила ей Пруденс Букер. — Вы любите шоколадный десерт?
— Да, он очень вкусный.
Филадельфия положила шоколадную конфетку на свою тарелку со сладостями, но буфетный стол, уставленный разнообразными деликатесами, не очень привлекал ее. Жара июньского вечера давила на нее, хотя она только что выпила стакан ледяного лимонада.
Она взглянула на Пруденс, которая заталкивала шоколад себе в рот. Это была пышнотелая хорошенькая женщина с круглым личиком, выглядевшая моложе своих лет. Гедда Ормстед выбрала ее для сопровождения Филадельфии на этот прием, на который сама Гедда решила не ехать, как самую молодую замужнюю женщину среди своих знакомых.
— Я больше не в состоянии набивать себе желудок устрицами, а себя засовывать в корсет, — так объяснила Гедда свое решение остаться дома. — Поезжайте. Пруденс, конечно, гусыня, но таково большинство женщин, так что я против нее ничего не имею, и вы тоже не должны.
Филадельфия улыбнулась ей. Она всегда считала своего отца человеком с собственным мнением и сильной волей, но подумала, что в лице Гедды Ормстед он нашел бы себе соперника.
Филадельфия терпела бесконечную болтовню Пруденс о двух дочерях и о радостях семейной жизни, но от вечера не получала никакого удовольствия, ожидая появления маркиза д'Этаса. Акбар сопровождал ее и стоял в коридоре неподалеку от салона, но его присутствие не придавало ей храбрости. «Будьте храброй», — сказал он ей с сумасшедшей убежденностью. Хорошо ему рассматривать выезд из дома как развлечение: ему не приходится переживать борьбу со страхом и неуверенностью.
Она не могла оторвать глаз от дверей салона. Каждый мужской профиль, появлявшийся на пороге, вызывал у нее нервную дрожь, пока она не убеждалась, что это не маркиз.
— Я знаю, что уже говорила это, но скажу еще раз, — заметила Пруденс, — что это желтое шелковое платье очень идет вам, мисс де Ронсар. У вас прекрасное чувство цвета. — Она небрежно потрепала свое платье, стоившее несколько тысяч долларов, своей маленькой ручкой со словами: — Я никогда не знаю, что надо, поэтому покупаю все подряд.
Филадельфия неохотно оторвалась от наблюдения за дверью.
— Вам, миссис Букер, очень подойдет голубое.
— Я вас умоляю, называйте меня Пруденс. Меня все так зовут, за исключением, конечно… одного человека, который все еще зовет меня Пру.
Филадельфия улыбнулась и, чтобы поддержать разговор, спросила:
— И кто же этот один человек?
Пруденс вспыхнула и потупила глаза.
— Один мой друг детских лет. Даже не знаю, почему я упомянула его.
Филадельфия кивнула, продолжая неотрывно следить за дверью. На этот раз она увидела, как вошел знакомый ей мужчина. Она с облегчением узнала Генри Уортона. С ним был еще один джентльмен. Она подняла руку, чтобы привлечь его внимание, но он уже увидел ее, и на его добром лице расплылась улыбка.
