Джейн Фэйзер - Любимая
Он усадил Тео на лошадь, а затем уселся позади нее и взял поводья.
Далей с трудом двинулась через рощу, а потом через поле. Зевс стоял на маленьком холмике, роя землю копытом и фыркая. Шея и бока у него были в мыле, по удилам текла зеленая пена. Поводья болтались по земле, и одно копыто было внутри них.
— Если он рванется снова, у него запутается нога, — заметила Тео.
При всем том она ощущала близость графа, запах его тела и силу охвативших ее рук.
Но Стоунридж, казалось, не ощущал ее близости. Он быстро спешился, когда они остановились в десяти ярдах от Зевса.
— Оставайтесь здесь, я его меньше испугаю, если подойду пешком.
Тео осталась на месте и наблюдала, затаив дыхание. Когда граф приблизился, Зевс поднял голову. Он громко фыркал, рыл копытом землю, а глаза его дико вращались.
Сильвестр ласково заговорил с животным и стал медленно приближаться. Знакомый голос, казалось, проник сквозь ужас и усталость животного, и хотя жеребец мотал головой и раздувал ноздри, он не делал попыток удрать.
Сильвестр схватил поводья, и Тео облегченно вздохнула.
— Ну, посмотрим, в чем же тут дело, — проговорил Сильвестр, наматывая поводья на запястье. Он погладил взмыленную шею коня, и тот жалобно заржал.
Тео тоже спешилась и привязала Далей к кусту желтой акации.
— У него на боку кровь, — заметила она, когда граф наклонился и провел рукой по ногам жеребца и под животом у подпруги. — Кажется, она идет из-под седла.
Сильвестр развязал подпругу и снял седло. Зевс при этом фыркал и бил копытом, взмахивая головой.
— Боже мой! — выдохнул граф, а Тео замерла от ужаса. Спина Зевса была вся в крови. Граф бросил седло на землю и перевернул его.
— Подонки! Грязные подонки!
Тео встала рядом с ним на колени и провела рукой по окровавленному седлу. В кожу было вбито несколько острых гвоздей. Когда Сильвестр опустился в седло, они со страшной болью вонзились в спину лошади.
— Кто же мог это сделать? — пораженная, проговорила Тео.
— Кто-нибудь с конюшни, — ответил граф. — И видит Бог, когда я найду шутника, то спущу с него шкуру.
— Наши слуги этого сделать не могли! — У Тео засверкали глаза. — Никто из них не способен на подобную подлость.
— Но кто же тогда? — спросил граф, вытаскивая гвозди из седла. — Какая-то крыса, имеющая на меня зуб.
— Нет! — взъерепенилась Тео. — Я отвечаю за своих людей!
— Ваших людей! Они никак не могут смириться с каким-то Джилбрайтом…
— Нет! — снова вскричала Тео. — Невозможно, чтобы кто-то из людей Белмонтов мог пойти на такое. Я их всех знаю с детства.
— Дорогая моя, вы не знаете самого главного в характере людей, — заявил граф. — Ваша вера трогательна, но это сделал кто-то на конюшне.
— Я уверена, что никто из наших конюхов так не поранит лошадь, даже если и имеет на вас зуб. А это не так.
— Я прекрасно знаю, как люди Белмонтов смотрят на Джилбрайтов, — возразил граф, поджав губы. — И я докопаюсь до сути, даже если мне придется перевернуть все имение вверх дном!
— Если вы обвините кого-нибудь в этом ужасном поступке, вас никогда не признают, — убежденно заявила Тео с горящими глазами.
— Я не нуждаюсь в их признании, мне нужно повиновение, и я намерен этого добиться. Если мне не удастся найти виновного, тогда поплатятся все.
Он направился к своему коню, который теперь стоял смирно.
— Пошли, приятель, пора домой. Тео не отставала от Сильвестра.
— Но послушайте же, Стоунридж! Все наши люди — это арендаторы и работящие фермеры, а не феодальные крепостные, и они станут уважать вас, если вы будете уважать их. Вы не имеете права обвинять в этом кого бы то ни было, пока не узнаете правду.
— Садитесь на свою лошадь, — проговорил граф, не обращая никакого внимания на ее страстную тираду. — Мы отведем Зевса домой и пришлем кого-нибудь за седлами.
— Вы слушаете меня?
— Нет.
Граф усадил Тео в седло и уселся позади нее, взяв в свободную руку поводья Зевса.
— Я понимаю, почему вы защищаете своих людей. Это вполне естественно. Но не закрывайте глаза на действительность. Я неоднократно сталкивался с нежеланием ваших слуг менять заведенные порядки, и, возможно, кто-то из них решил таким образом поквитаться со мной.
Тео с презрением оглянулась на него:
— Очевидно, милорд, вы понятия не имеете, как устанавливать добрые отношения с людьми. В результате вы не узнаете ничего о том, что происходит в поместье. Если вам не будут доверять, то ничего и не скажут.
— А я не горю желанием беседовать с ними, — проговорил он сквозь зубы. — Доверие не зависит от фамильярности.
— Это только доказывает, как мало вы их знаете, — проговорила Тео. — Мой дед знал каждого арендатора и их семьи…
— Я не ваш дед, — перебил ее граф. — Доверие происходит от уважения и уверенности, что господин принимает интересы своих людей близко к сердцу, даже если они не всегда согласны с его методами. Вовсе не обязательно шутить и сплетничать со всеми доярками и конюхами в округе. И вы, Тео, должны оставить эти панибратские отношения с местными жителями. Это не подобает графине Стоунридж.
— Откуда вы знаете, что ей подобает? — поинтересовалась Тео. — Мой дед не считал это зазорным. Но если вы настроены таким образом, то лучше повременить с решением задач, которых вы не понимаете.
Тео чувствовала, что язык бежит впереди ее мыслей. Но ее гневные, презрительные слова разбились о молчание графа. Его пальцы на поводьях побелели, но он не сказал ни слова, пока они не доехали до конюшен. Зевс выглядел усталым, спина его продолжала кровоточить.
Стоунридж соскочил на землю и позвал главного конюха. Тот немедленно явился и вздрогнул, увидев горящие гневом глаза графа. Когда конюх увидел, что случилось с Зевсом, он был настолько разъярен, что невозможно было поверить в его виновность. Граф распорядился насчет оказания помощи лошади и возвращения седел, а затем повернулся к Тео.
Когда он подошел, Тео все еще сидела верхом на своей кобыле и чувствовала себя дурой, так как считала, что последнее слово осталось за ней.
— Слезайте, — тихо скомандовал граф.
Тео взглянула на него и вдруг осознала, что никогда не видела его в состоянии безудержного гнева. Шрам на лбу побелел, рот перекосился, вена на шее бешено пульсировала. Казалось, он был способен убить ее. Тео с поразительной ясностью припомнила свои оскорбительные слова и презрительный тон.
— Я еще раз повторяю, слезайте немедленно, или этот двор сейчас увидит спектакль, который всем надолго запомнится.
Тео судорожно сглотнула и соскочила на землю. Но не успела она коснуться земли, как серебряный наконечник графского хлыста уперся ей в поясницу, подталкивая к выходу. И если она не хотела привлекать к себе нежелательного внимания челяди, ей не оставалось ничего другого, как повиноваться.
