Джиллиан Хантер - Дьявольские наслаждения
Одна из служанок, сидящих на траве рядом с Джейн, встала и с тревогой взглянула на нее.
— Пожалуйста, скажи моему мужу, что юному Ориону[10] необходим отдых.
Пока служанка быстро сбегала вниз по холму в сторону перелеска, Джейн аккуратно распечатала письмо и проглядела написанное. Послание было из Лондона от Джулии, жены Хита. И оно действительно было срочное и краткое.
«Эмма. Эйдриан Раксли. Я знаю, что ты сможешь угадать то, о чем осторожность вынуждает меня умолчать. Хит знает о ситуации и хочет собрать семейный совет, чтобы решить ее судьбу. Могу ли я попросить тебя вмешаться в интересах женской солидарности?
Во имя истинной любви, Джулия, твоя невестка, не чурающаяся скандала».
Джейн так резко повернулась, что Уид, с умилением смотревший на маркиза и маленького наследника, едва не упал. Он вполне мог скатиться вниз с холма, если бы Джейн не поймала его за рукав.
— Какая я неуклюжая, — сказала она.
Взгляд Уида остановился на письме, которое Джейн, нисколько не смутившись, засунула в лиф платья.
— Надеюсь, что новости не очень плохие, мэм?
— Будут плохими, если я не вмешаюсь, — пробормотала она себе под нос и прикусила язык.
Уид был предан Боскаслам. Джейн не сомневалась в том, что он отдал бы за нее жизнь, случись ей оказаться в опасности. Но если бы ему пришлось выбирать, чью сторону занять, ее или мужа, то Джейн подозревала, что Грейсон победил бы. Уид — мужчина и прежде всего верен мужчинам семьи Боскасл.
— Прикажете немедленно подать карету для вас с милордом? — спросил он.
Джейн бросила любящий взгляд на мужа и ребенка.
— Не стоит нарушать планы моего мужа. Я поеду в Лондон с миссис О'Брайен и сыном.
Миссис О'Брайен, ирландская няня Роуана, была решительной особой, не боявшейся противоречить Грейсону, когда дело касалось ухода за младенцем.
Старший лакей не раз становился свидетелем перепалок в семье Боскасл и поэтому сразу заподозрил неладное.
— Да, мадам? — произнес он тоном, подразумевающим все и ничего.
Джейн понизила голос до шепота:
— Из Милана только что прибыл модный сапожник, и я хочу перехватить его прежде, чем другим дамам о нем станет известно.
Уид понимающе кивнул — страсть к модным нарядам его не удивляла.
— Смотрите, никому не проговоритесь. — Джейн обворожительно улыбнулась.
— Вам не стоило говорить это, мэм.
— Хорошо. Я тотчас отправляюсь в Лондон. Вот только объясню все маркизу.
Когда жена сообщила Грейсону, что хочет вернуться в их особняк на Парк-лейн, он понял: что-то затевается. Обычно по ее требованию сапожника привозили в поместье, в Кент, как и портниху, модистку и ювелиров. А получив через час послание от брата Хита, извещавшего его о новостях, связанных с Эммой, маркиз укрепился в своих подозрениях.
Он не знал, какую интригу замыслила его жена, но посчитал, что будет разумно ее опередить. Они с Джейн получали удовольствие, пытаясь перехитрить друг друга.
Она не смогла скрыть своего разочарования, узнав, что он хочет поехать в Лондон вместе с ней.
— Тебе нет никакой нужды менять свои планы из-за меня, — сказала она, когда они оба вышли в холл, где громоздился их багаж.
— Но мои планы не имеют никакого значения, если в них не участвуешь ты, дорогая.
У нее приподнялась тоненькая бровь. Он заглянул в темно-зеленые глаза и почувствовал, как дрогнуло сердце. Брак нисколько не заглушил желания, которое он испытывал к ней. А также никуда не исчезло ее остроумие. Поэтому, если некоторые мужья после женитьбы впадали в апатию, Грейсон все еще пылал страстью к очаровательной леди Джейн.
— Послушай, Грейсон, — сказала Джейн, пока служанка накидывала ей на плечи длинную мантилью на бархатной подкладке, — мне не нужна твоя помощь, чтобы увидеться с сапожником.
— Я невыносимо скучал бы без тебя, — заявил он и сам стал завязывать обшитые тесьмой шнурки на ее накидке. — Ты же не возражаешь, правда?
— Но это всего лишь сапожник. — Она надула пухлые губки.
Он улыбнулся. Сапожник! Как бы не так! Что-то явно затевается.
Эйдриан любовался похожим на камею профилем Эммы Боскасл через перламутровый оперный лорнет, который одолжил у одного из двух джентльменов, сидевших вместе с ним в ложе театра.
Интерес дам, проявленный к его особе, удивил Эйдриана. Когда он вошел, то в переполненном фойе театра повисла тишина. Он с любопытством огляделся, ища глазами важную персону, заставившую умолкнуть молодых леди.
Женское внимание было ему не внове. Он сознавал свою привлекательность для противоположного пола, хотя не всегда этим пользовался и не делал зарубки, отмечающие его победы, на столбиках балдахина над кроватью.
Он считал нелепостью, что некоторые женщины преследовали его из-за герцогского титула. И вот сейчас, не успела начаться опера, как он получил семь приглашений на ужин, три — на завтрак и два — на не столь невинные развлечения.
— Хотел бы я иметь такой же успех у дам, — заметил баронет, сидевший справа.
Эйдриану хотелось сказать своим новым поклонницам, что попытки завести с ним роман — это пустая трата времени. Он развлекался тем, что складывал записки с приглашениями в шарики и бросал их вложу Боскаслов на противоположной стороне зала.
С каким бы удовольствием он завлек Эмму в свою ложу, задернул занавески и целый вечер оказывал ей — и только ей! — знаки внимания. Но полчища братьев, маячивших рядом с ней, делали невозможным осуществить приятные мечты ни сегодня вечером, ни в ближайшем будущем.
Да, ему будет нелегко завладеть ускользающей от него Эммой. Если она вообразила, что он принадлежит к типу мужчин, способных тайно соблазнить женщину, а затем спокойно перейти к дальнейшим победам, то ее ждет сюрприз. Он и сам удивился своему стремлению добиваться ее для длительного союза.
Внутренним чутьем он понял, как только услышал ее голос, что она — та женщина, которую он ждал всю жизнь. До сих пор ему и в голову не приходило, что он ждет кого-то или что в будущем ему уготована истинная любовь.
Он знавал многих мужчин, особенно среди наемников, которые не верили в любовь. Брошенные родителями, обижаемые дома, они приучили себя не искать ничего, кроме быстрого удовольствия, и — никаких чувств. Но Эйдриан помнил, как его любила мать, а брат и сестра бегали за ним, словно преданные собачонки, готовые на любое озорство.
Они его любили. А он любил их. Поэтому он никогда не признавался своим грубым соратникам, что верит в настоящую любовь. Когда-то такая любовь для него существовала. Почему же ей не возродиться?
