Джоанна Линдсей - Погоня за счастьем
Но он не успел даже рта открыть. Его окружили, подтолкнули к выходу и буквально запихнули в большую карету. Очевидно, у них был план, а это означало, что его дело плохо. Внутри экипажа началась оживленная возня, в результате которой Линкольн, с заткнутым ртом и завязанными глазами, не мог шевельнуться, поскольку был связан по рукам и ногам. При этом, как ни удивительно, никто не сказал ему ни слова, даже после того, как он, совершенно беспомощный, валялся на полу кареты. Ничего не скажешь, нужно отдать им должное, сюрпризы они преподносить умеют. Учитывая их количество, трудно было предвидеть столь нечестную тактику. Очевидно, у них в самом деле был план, в противном случае они сейчас спорили бы, что делать дальше. Просто пока они не сочли нужным его изложить. Может, это и к лучшему. Вряд ли он бы понравился Линкольну.
Шел час за часом, и Линкольн, естественно, начал подозревать худшее. Они подкупили тюремщика, задумав бросить его в темницу и держать там, и сейчас ждут, пока все успокоится, чтобы без помех протащить его в камеру. Кто будет слушать заверения заключенного в собственной невиновности? Или… они уже успели вырыть могилу и сейчас потихоньку убьют его и зароют, так что никогда и никто не найдет трупа! А не добрались туда потому, что сбились с дороги и блуждают в темноте!
Одно дело — связать его, чтобы не вздумал отбиваться. Но кляп! Зачем им понадобился кляп? Чтобы не слушать его ругательств и возражений? Да и завязывать глаза было ни к чему. По какой причине это сделано? Чтобы он не заметил, куда его везут? Или не запомнил тех, кто им помогает, если таковые имеются. Скорее всего, чтобы они не видели его разъяренного взгляда.
Но, как ни странно, он не особенно сердился — пока. Да, ему неудобно на жестком полу. Да, он встревожен немного. Но в основном разбирает любопытство. На них это не похоже. Они никогда не уклонялись от драки. Если хотели изуродовать его, лучшего оружия, чем кулаки, не придумать. Если же задумали убрать его с дороги, чтобы больше не пришлось с ним возиться…
Во всяком случае, куда бы ни хотели они увезти его, дорога оказалась довольно длинной. Может, Шотландия? Они собираются держать его в своем доме. В конце концов, это клан, связанный родственными узами. И никто не удивится присутствию в доме постороннего человека. Они будут держать его в заточении, пока Мелисса не забудет о нем и не выйдет замуж за другого.
Но может, они еще не покинули город?
Линкольн вспомнил, как прошлой ночью он велел кучеру ездить кругами, только чтобы отвести подозрения. Вполне вероятно, сейчас происходит то же самое, просто они хотят убить время. Но сам Линкольн потерял счет времени. По его предположениям, близилась полночь, а это оправдывало худшие его предчувствия. Видимо, Макферсонам необходимо соблюдать секретность, потому что затеянное ими незаконно.
В карете по‑прежнему царила тишина. Ни звука. Ни слова. Никто не спорил, что тоже было дурным знаком, поскольку Макферсоны обожали спорить. Он даже посчитал бы, что его оставили одного в карете, если бы не случайное шарканье ног.
Его собственные ноги и руки; связанные за спиной, онемели. Лежа лицом вниз, на шершавых досках, он опасался, что в щеках уже полно заноз: карету то и дело подбрасывало на рытвинах.
Когда карета наконец остановилась, он облегченно вздохнул, но тут же пожалел об этом, когда жизнь стала постепенно возвращаться в его затекшие конечности. Его вытащили на тротуар и помогли встать, но только на минуту. Один из братьев попытался взвалить его на плечо и понести, но ничего не вышло. Некоторые из них были столь же высоки, как Линкольн, но большинство не так широки в плечах и мускулисты.
Его снова поставили, но не развязали. Вместо этого двое подняли его, несмотря на то что он мертвым грузом повис у них на руках. Но они все же умудрились затащить его в какое‑то закрытое помещение. Линкольн понял это, потому что больше не ощущал на лице дуновения соленого бриза.
Хорошо, что они не оставили его снаружи. Здесь пахнет водой, хотя невозможно сказать, река это или море, и он всерьез опасался, что его туда бросят. По их мнению, это полностью решило бы проблему. А Линкольн в его нынешнем состоянии не сможет и пальцем пошевелить, чтобы себя спасти.
Но пусть они и дикари, но не убийцы. Во всяком случае, таковыми он их не считал. И хотя они готовы всей шайкой наброситься на него и избить, но не до смерти же! Разве что, нечаянно… Или случайно…
Его положили на что‑то жесткое, но не твердое и не плоское. Скорее, бугристое.
Линкольн ждал, пока его развяжут.
Ничего подобного.
Он услышал удаляющиеся шаги. Они бросили его сюда и теперь оставят, по‑прежнему связанного.
Без всяких объяснений.
Кажется, он понял, где находится — окружающие звуки были довольно определенными, — но все же нуждался в подтверждении.
Однако один из них все еще был здесь. Прищелкнув языком, он жалобно протянул:
— Ты не захотел слушать нас и все‑таки повидался с Мелиссой, хотя мы тебя предупреждали. Она здесь, чтобы выйти замуж. И мы должны сделать все, чтобы это был не ты. Если повезет, и то и другое будет выполнено еще до того, как ты отыщешь дорогу домой. Счастливого плавания, Линк.
Прошло еще несколько часов. Временами Линкольну удавалось задремать, но он тут же просыпался. Его оставили одного в трюме какого‑то судна, бросив на мешки с зерном или мукой. Где стоит корабль? В лондонской гавани или где‑то вниз по побережью? Кто знает? И что будет утром? Может, его освободят и высадят на берег в следующем порту?
Вряд ли, судя по прощальным словам и по замечанию того парня, который явился на следующий день, чтобы выпустить его.
Оказалось, что его держали в цейхгаузе. Что же, уже лучше, меньше крыс! Этому парню наверняка заплатили за участие в похищении. Неизвестно, нуждается ли капитан в матросах, но Линкольну предстояло стать одним из команды.
— И никакого нытья! Заткни пасть и не жалуйся! — посоветовал здоровенный громила, разрезая путы. — Мы плывем в Китай, и ты несколько лет не увидишь земли. Придется свыкнуться с этим, приятель. Может, и полюбишь работу. Свежий воздух, здоровая пища, что еще нужно матросу!
Размяв наконец ноги и руки, Линкольн встал и одним ударом свалил верзилу. Ярость бушевала в нем, и хотя он казался спокойным, это было затишье перед бурей.
Глава 25
— Мы обо всем позаботились, — услышал Йен Первый, входя в комнату после утреннего умывания.
Братья, как всегда по утрам, собрались в его комнате, спеша позавтракать. Никто не опоздал. Очевидно, сегодня они побаивались показываться по отдельности.
