Непокорная фрау Мельцер - Якобс Анне

Позже, когда Алисия и дети уже давно легли спать, Мари сидела в своей комнате над эскизом, который должен был быть готов к завтрашнему дню. Ей было трудно сосредоточиться, потому что в голове бурно кружились мысли. Тридцать картин. Целый мир. Мир ее матери. Она должна была увидеть эти картины. Почувствовать их влияние. Расшифровать скрытое в них послание.

Она настолько углубилась в свои мысли, что едва не пропустила появление Пауля. Он выглядел уставшим, несколько часов просидел в кабинете, работая над расчетами, и теперь улыбался ей.

– Все еще не спишь, моя дорогая? Знаешь что? Я принял решение. Мы купим три картины и повесим здесь, в доме. Где – решать тебе.

Казалось, он очень гордился этим решением.

– Три картины? – неуверенно спросила она. Правильно ли она его поняла?

Он пожал плечами и сказал, что ради нее, может быть, и четыре. Но не больше. Выбор следует доверить Жерару Дюшану, он их видел и к тому же знаток искусства.

– Пойдем, моя дорогая. – Пауль ласкал ей шею. – Давай закончим это воскресенье приятным образом. Я тоскую по тебе…

Ей не хотелось снова спорить. Она слишком устала. Слишком разочаровалась. Мари последовала за мужем и отдалась сладостному соблазну их тел. Но когда сразу после этого Пауль погрузился в глубокий сон, она почувствовала себя рядом с ним одинокой, как никогда в жизни.

– Вы уже видели? – спросила Эльза с восторженной улыбкой. – Нарциссы собираются цвести. Даже красный тюльпан уже взошел.

Улыбка была не свойственна Эльзе, она в прошлом всегда выглядела хмурой. Но после тяжелой стоматологической операции горничная Эльза Богнер изменилась. Вместо того чтобы ворчать при каждом удобном случае и ожидать только худшего, как было раньше, сейчас она говорила, что большая удача работать на вилле, нужно быть благодарным и радоваться этому каждый день.

– Как раз вовремя, – коротко ответила Фанни Брунненмайер. – На следующей неделе Пасха.

Юлиус выгрузил последние тарелки и блюда из кухонного лифта на кухню, хозяева наверху поужинали и дали знать домашней прислуге, что на сегодня их услуги больше не понадобятся. Но это не означало, что они могут считать день законченным. Только теперь на кухне стало немного спокойнее, они могли позволить себе по чашке кофе с молоком и вместе поужинать.

– Ты что, стала святой, Эльза? – усмехнулась Августа, помогавшая сегодня убирать и вытирать кладовые. После родов в январе ей потребовалось несколько недель, чтобы встать на ноги. Мальчик долго сопротивлялся, не желая покидать теплое чрево матери. Сначала думали, что ребенок умер, потому что он родился совершенно синим. Но крепкий малыш восстановился быстрее, чем его мать.

– Ну да, – кротко вымолвила Эльза. – Теперь я вижу, какие прекрасные вещи дарит нам жизнь. Как быстро все может закончиться, Августа. Когда я еле живая лежала в клинике, а они сверлили и долбили мне рот, кровь лилась литрами…

– Замолчи! – прикрикнула Ханна. – Не сейчас, когда я ужинаю.

– И гной, – невозмутимо продолжала Эльза. – Говорю тебе, если бы я подождала еще день, мне бы пришел конец. Кость уже сгнила, как мне потом сказали….

– Достаточно, – сердито проворчала повариха и потянулась за куском хлеба. – Разве ты только что не сказала, что видишь только красивые стороны жизни?

– Я говорю это только для того, чтобы вы знали, что я не силумировала.

– Чего-чего? – нахмурилась Августа.

Юлиус расхохотался, что все за столом сочли неприличным. Заметив это, он перестал смеяться и попытался объяснить:

– Это называется симуляцией, дорогая Эльза.

Эльза благосклонно кивнула ему, что чуть не вывело Августу из себя. Раньше Эльза в подобной ситуации обиделась бы, а потом сделала бы неприятное замечание. Теперь же она, казалось, действительно стала другим человеком. Что только не случается в этом мире!

Юлиус встал и принес поднос, полный серебряной посуды – молочницы, сахарницы, солонки, маленькие ложечки и многое другое. Он поставил поднос на свободный конец стола, где уже были приготовлены мягкие салфетки и различные флаконы. Пришло время снова почистить серебро, потому что на Пасху были приглашены гости. Юлиус считал делом чести, чтобы серебряная посуда на накрытом столе блестела и сверкала.

– Можешь присоединиться, Эльза, – позвал он. – И ты тоже, Герти!

Герти запихнула в рот остаток третьего бутерброда с колбасой и неохотно кивнула. Удивительно, сколько еды она могла съесть и оставаться тонкой, как нитка.

– Мне еще нужно помыть посуду, – заявила она.

– Я могу помочь, – предложила Ханна. – Я охотно это сделаю.

Она поставила свою тарелку, допила кофе и села на другой конец стола. Юлиус пододвинул к ней почерневший молочник и сказал обратить особое внимание на украшенный ободок, в нем могли застрять кусочки пищи. Ханна понимающе кивнула и принялась за работу. Юлиус давно понял, что у него нет никаких шансов с красивой, но упрямой Ханной. Это раздражало и задевало его мужское самолюбие, но он вынужден был смириться и оставить девушку в покое.

– Ты добровольно чистишь серебро? – удивилась Августа. – Ты теперь швея, а не кухарка, Ханна.

Ханна пожала плечами и усердно продолжила тереть молочник. К ним присоединилась и Эльза, она взяла тряпку и занялась маленькими ложками для соли.

– Ханне нравится это делать, не так ли? – Она улыбнулась.

Ханна кивнула. Она не очень обрадовалась, когда Мари Мельцер решила обучить ее профессии швеи. Но смирилась, потому что госпожа Мельцер хорошо к ней относилась. Теперь же она воспринимала шитье как непрерывную рутину. Сидеть весь день на одном и том же стуле, постоянно уставившись на ткань, на иголку, пляшущую вверх и вниз перед ее глазами. Следить за тем, чтобы швы были ровными, чтобы кромка не была кривой, чтобы не сбиться с ритма при нажатии педали и чтобы не порвалась нить.

– Фрау Мельцер платит тебе приличную зарплату? – поинтересовалась Августа.

– Я все еще учусь. И живу здесь, и могу здесь же и питаться, – ответила Ханна.

Августа подняла брови и посмотрела на кухарку, которая взяла блокнот и карандаш, чтобы записать предстоящие покупки к Пасхе. Фанни Брунненмайер пожала плечами – она знала, сколько зарабатывает Ханна, но, конечно, не стала бы об этом говорить болтливой Августе. Это было больше, чем получала девушка, работая на кухне, но, конечно, намного меньше, чем зарабатывала опытная швея.

– Если нужны деньги, ты можешь оставаться у нас вечером, чтобы следить за детьми, – предложила Августа. – Я дам за это несколько грошей.

Тем временем Герти поставила грязные тарелки друг на друга, положила сверху столовые приборы и отнесла все к кухонной мойке. Она наполнила кувшин горячей водой из тазика, греющегося на плите, вылила все в мойку и добавила немного холодной воды, чтобы не обжечь руки. Для мытья посуды использовались мыло и сода, а разделочные доски нужно было хотя бы раз в неделю тереть песком.

– Я бы не отказалась от небольшой прибавки, – сказала она Августе. – Зачем вам понадобился кто-то, чтобы вечером присматривать за детьми?

Августа объяснила, что дела сейчас идут очень хорошо, молодые растения продаются как горячие пирожки, потому что теперь повсюду разбиты огороды. Вечерами нужно было выкапывать растения в теплице и пересаживать в горшки, чтобы на следующее утро продать их в лавке или на рынке. Тем временем Густав построил рядом с парниками пристройку, которую они назвали «лавкой», потому что там иногда обслуживали покупателей.

– Лизель уже десять лет, она много помогает по хозяйству. Максл тоже очень расторопный. Но Ханслу только два года, а Фрицу всего четыре месяца.

Августа не сомневалась в том, что дети должны помогать в садовом хозяйстве. Конечно, никакой тяжелой работы, но пересадка растений или выдергивание сорняков были в порядке вещей. Они гордились тем, что могли помогать, потому что хотели работать вместе с отцом.

– Если бы только не эта проклятая нога, – вздохнула Августа. – Густав не из тех, кто жалуется. Но вечерами иногда бывает очень плохо.