Елена Арсеньева - Несбывшаяся любовь императора
– Браво, Асенкова! – орали они неистово, перевесившись через барьер. – Красавица! Богиня! Браво, Асенкова!
– Браво, Асенкова, – прошептал и этот человек, и его глаза увлажнились, а голос задрожал. – Браво, Асенкова!
Студент-правовед по имени Владимир Философов, увидев эти слезы и услышав эту дрожь в голосе незнакомца, ехидно усмехнулся:
– Да вы, папаша, зря этак расчувствовались! Варвара Николаевна и на молодых да богатых не смотрит, что ж вам-то алкать сей недоступный цветок?
Владимир Философов сам был влюблен в Варю, сам страдал от ее веселой дружелюбной холодности, не оставлявшей ни малейшей надежды хотя бы на самую малую интимность, а оттого ему кругом мерещились соперники. Ну, этого старикана можно не опасаться, решил Философов, и все же не смог удержаться от новой издевки.
– Что, папаша, седина в голову, бес в ребро? – ехидно проговорил он. – Не жди, не отломится тебе сей кус, вот разве что тысяч десять принесешь, да и то сомневаюсь, что дождешься большего, чем улыбка ее…
Мастеровой повернул голову – и Философов оцепенел: такие яркие, синие у него глаза, более того, в них чудится что-то невероятно знакомое!
– Десять тысяч? – усмехнулся «папаша». – Мелко плаваешь, сынок! Я принесу пятьсот – но даже на улыбку не надеюсь.
Протолкнувшись сквозь толпу зрителей, он ушел с галерки, а оцепеневший было Философов облегченно вздохнул: это был, конечно, какой-то сумасшедший, а они любят загадывать такие загадки, которые даже самый ушлый правоведческий ум не разгадает. И все же где он видел эти синие глаза?.. Нет, не вспомнить!
* * *
– Ах, Володенька, – пробормотала Александра Егоровна, – если б вы знали, как я иной раз за голову хватаюсь! Места себе не нахожу, верите ли? – И спохватилась: – Ничего, что я с вами этак запросто, по имени?
– Да что вы, сколько угодно, Александра Егоровна, – пылко воскликнул студент Владимир Философов, – я же к вам привык и с тем же почтением отношусь, что к родной матери!
Александра Егоровна в другое время непременно мысленно посетовала бы, что нынешняя молодежь летит на ранние цветы и ровно ничего не смыслит в подлинной женской красоте, которая приходит лишь в зрелости, однако сейчас она была слишком озабочена состоянием одного из этих ранних цветов, за счет которого подлинная зрелая красота Александры Егоровны имела возможность существовать. Выражаясь проще, Александру Егоровну очень волновали дела ее дочери Варвары Асенковой, которая содержала всю семью, а не одну только мать.
С тех пор, как Варя стала премьершей, ведущей актрисой Большого Александринского театра, добилась подлинной популярности, в доме непрестанно толчется народ. Относительная тишина царит с утра и до полудня, пока Варя отсыпается после спектакля. В актерских домах встают поздно, тут ранним пташкам не выжить! Потом Варенька поднимается, совершает свой туалет и принимается готовить роль. Играет она так много! В каждый вечер по два, а то и три выхода, репертуар же обновляется чуть не еженедельно. Публика нынче пошла такая привередливая, непрестанно алчет новизны. Совсем уж любимые пьесы должны идти постоянно, ни Бомарше, ни Мольер не стареют, а вот водевили, что ни неделя, подайте публике новые, да чтобы хохотать от души!
И после каждой премьеры в доме начинается сущий трамтарарам. Чуть ли не на всю ночь гулянки – шампанское, легкая закуска, сладости из дорогих кондитерских… Актеры, играющие с Варей, соседи – своя братия, как не пригласить, но более всего молодых людей, ее поклонников. Несут цветы и конфекты в расчете не только шампанского выпить, но и удостоиться благосклонного взгляда, а лучше – пожатия ручки или украдкой сорванного поцелуйчика. А попробуй откажи! Александра Егоровна и сама лишилась невинности из-за таких же вот пылких поклонников, не ведая еще, что пылкости той хватает лишь на час. Так уж мужчины устроены: им лишь бы цветок невинности сорвать, а что потом будет с обольщенной девицей – все равно. Как глупа и доверчива была Сашенька, уверенная, что встретила и любовь, и удачу… Ей не забыть того молодого купеческого сына, оба пылали страстью… Надеялась, он сделает предложение, и еще размышляла, глупышка, что предпочесть: театральную карьеру, которая начала так удачно складываться, или участь купеческой жены. Никакого выбора судьба и не подумала оставить! Тот красивый купеческий сынок исчез, а юная Сашенька осталась с дочкой – синеглазой, совершенно как ее отец. И пошли, пошли косяком в ее жизни другие мужчины – мужья так называемые… Ох, не хотелось бы, чтобы дочка такую судьбу повторила. Вареньке фортуна очень благоволит – ведь на ее спектаклях даже императорская ложа почти всегда полнехонька. Нельзя размениваться на студентов да мелких чиновников, никак нельзя! Нужно себя соблюсти. А как соблюдешь, если всякий норовит заглянуть под юбку? Небось никто не верит, что она еще невинна…
– Вы, Володенька, человек приличный, – вздыхала Александра Егоровна, поспешно раскладывая по тарелкам пирожные. В сторонке младшие дочери истово мыли чашки, украдкой прислушиваясь к материнской болтовне и мимоходом обучаясь житейской премудрости. Помогала им новая Варина камеристка – та самая Раиска, с которой будущая актриса Асенкова некогда обучалась премудростям шитья у незабвенной Якобины Львовны. Раиска однажды явилась к бывшей подруге и принялась слезно жаловаться на судьбу, которая ее преследовала своими тычками и пинками, да молить о милости. Вид у нее в самом деле был донельзя потрепанный. Варе всегда было свойственно милосердие, вот и сжалилась над несчастной Раиской, которую, видимо, и впрямь крепко допекло, и взяла ее в горничные, несмотря на то что маменька приобиделась. Однако с Раиской Варя вздохнула свободнее – та не норовила заткнуть каждую дырку, как затычка в той бочке, не лезла с нужными, а чаще ненужными, советами, не поучала на каждом шагу, правда, порой была излишне любопытна касаемо отношений Вари с мужчинами, ну, до этого вопроса каждая женщина любопытна! Варя, впрочем, была не болтлива, она просто отмалчивалась в ответ на нескромные вопросы, так что Раиска вскоре угомонилась – правда, ненадолго. Не стоит повторяться и упоминать, что Александра Егоровна Раиску недолюбливала, хотя и не могла не признать ее несомненных достоинств: ловкости, услужливости и расторопности, а также безунывности.
– Вы понимаете, если девица – то с ней нельзя как с девкой, – продолжала Александра Егоровна изливать душу Владимиру Философову. – Ну и что, что Варенька актриса? У всех у нас свои понятия о чистоте есть. Вам довольно на Вареньку поглядеть, поболтать, повздыхать. А ведь не все такие!
