Елена Арсеньева - Город грешных желаний
— Да ведь она на грани смерти! — вскрикнула девушка.
— Ну и что? Меньше будет мучиться, — хладнокровно заметил Аретино, спускаясь на ступеньку ниже и пытаясь вновь поймать руку Троянды. Но та не далась и глядела с таким осуждением, что Аретино вновь взъярился.
Да чего ты хочешь, я не понимаю? — взревел он. — Ты соображаешь, за кого заступаешься?! Эта тварь два года назад уже была мною подобрана точно в таком же состоянии, как теперь… нет, еще хуже, потому что у нее была чахотка, и, не пожалей я ее, она и месяц бы не протянула. Я поддался человеколюбию, этой своей знаменитой слабости, дал ей приют, позвал докторов. Ее вылечили. Ей пригласили учителей. Она ни в чем не знала отказа! Но не прошло и нескольких месяцев, как она соблазнила самого любимого, самого талантливого моего ученика. Лазарио Цезаро. Это он назвал ее Джильей, а на самом деле она — Пьерина, Пьерина Риччья, жалкая плебейка, незаслуженно вознесенная судьбой и вновь сорвавшаяся в бездны порока. По ее наущению Лазарио украл у меня шкатулку с драгоценностями на пятьдесят тысяч дукатов — ты слышишь? Пятьдесят тысяч! Целое состояние, баснословная сумма! — и бежал вместе с этой тварью, которая тоже прихватила немало из того, что ей не принадлежало. И вот теперь я вижу ее снова — кучей тряпья она валяется у моих ног и молит о милосердии, в то время как Лазарио погиб… а мне его так не хватает! — Он резко умолк, словно не в силах был справиться с дрожью в го лосе. — Да мне следовало отдать ее Совету десяти, чтобы ее вместе с другими ворами без церемоний задушили в черных мешках в тюремных подвалах Дворца дожей. А я хочу умертвить ее быстро и безболезненно. Ты сама говоришь, что часы ее сочтены…
— Вот именно! — перебила Троянда. — О Пьетро, разве ты бог, чтобы решать, кому когда умереть? Будь милосерден, прости эту несчастную, как прощал своих врагов наш Спаситель и завещал нам. Пусть она умрет в покое.
Откровенная скука выразилась в глазах Аретино.
— В покое! — возопил он, вновь воздевая руки. — В по кое для кого?! Тащить умирающую в мой дом… Кто, позволь тебя спросить, будет ухаживать за этой рванью? Я не могу приказать этого ни одному из своих слуг — они убегут прочь с криками ужаса, да вдобавок у каждого есть свои обязанности.
Троянда поджала губы. Не то чтобы ей было так уж безумно жаль Джилью — Пьерину Риччья, тем более что за той водились истинные преступления. Но она просто не могла позволить, чтобы Пьетро — ее добрейший, великодушнейший Пьетро! — запятнал себя грехом. Он должен простить Джилью и дать ей умереть в прощении, спокойствии и человеческом тепле. Если он не понимает, что поступить следует именно так, Троянда сумеет ему внушить это. И хоть у нее с души воротит при одной мысли, что придется прикоснуться к этой куче тряпья, по которой прыгают вши наперегонки с блохами, этой потаскушке и воровке, именуемой пышным прозвищем Джилья, — лучше уж она запачкает руки грязью, чем Пьетро — свою душу грехом. И, собрав все свои силы, она выпрямилась и заявила:
— За Пьериной буду ухаживать я. Я сама!
* * *Луиджи, забыв о своей всегдашней, чуть насмешливой сдержанности, громко присвистнул. Аретино застыл с раскрытым ртом, а глаза его метали молнии. Вот-вот с языка сорвутся оглушительные громы… но в этот миг Троянда, которая прекрасно понимала, как нелепа и уродлива ее размалеванная физиономия, подняла подол рубахи и принялась вытирать лицо.
Из головы Аретино вмиг вылетели все мысли. Рубаха была узкая, и Троянде пришлось задрать ее довольно высоко. Ноги ее обнажились выше колен, и зрелище этих точеных ног произвело на Аретино действие, подобное хорошему удару под дых. А Троянда, словно нарочно, поднимала рубашку все выше и выше.
Аретино смотрел, чувствуя сладостную боль в чреслах. Сердце билось неистово, словно у мальчишки, впервые увидевшего, как раздевается женщина. А ведь он сотню раз видел Троянду обнаженной, он знал ее тело наизусть, все его таинственные, манящие уголки… Он и вообразить не мог, что способен так ошалеть лишь от созерцания двух прелестных ножек!
Что это там она говорила? О чем просила? Да она получит все, что угодно!
— Хорошо, хорошо! — еле выдавил он пересохшими губами. — Пусть эта тварь остается. Все, что хочешь! Делай что хочешь, но… только не сейчас! Потом! — И, чувствуя, что терпение его почти иссякло, что еще мгновение — и он опрокинет Троянду на террасу и овладеет ею прямо здесь, на глазах не только Луиджи, Пьерины и ревниво выглядывающих из дверей Аретинок, но и на вид) пассажиров всех гондол, во множестве плывущих по Canal Grande, он грубо поволок Троянду в дом, мечтая сейчас лишь об одном: поскорее найти хоть какой-нибудь укромный уголок и раздвинуть наконец эти дивные ноги своими волосатыми, как у сатира, конечностями.
* * *Мгновение Луиджи озадаченно глядел вслед скрывшейся паре, затем пожал плечами. Строго говоря, увиденное его ничуть не удивило: он слишком хорошо знал своего господина. Однако «святая Дария» имеет на него огромное влияние… дура, она и не подозревает, сколь много могла бы иметь, подойди к делу правильно! Вот если бы он, Луиджи Веньер, мог вить такие веревки из Пьетро Аретино, он уж знал бы, о чем его просить — нет, чего требовать! Но, как говорится, господь бог всегда дает ожерелье тем, у кого нет шеи! Луиджи чуть не помер со смеху, когда глупая славянка принялась умолять синьора не совершать того, чего он и так никогда не совершил бы. Убить Пьерину! Чушь какая! Уж Луиджи-то прекрасно знает: снова заполучив в свои руки Джилью, Аретино не успокоится, пока не получит с нее своего долга: она ведь исправно платила, пока ей не попался на глаза златокудрый красавец Лазарио. А теперь ей предстоит отдавать еще и проценты… их изрядно-таки набежало за эти два года!
Он перевел взгляд на Джилью, которая пыталась подняться, — и брезгливо передернулся. Ну и грязна же она! И все-таки придется снова взять ее на руки и внести в дом, предоставив заботам чувствительной Троянды.
Троянда и Джилья. Роза и Лилия. Ну-ну… О, будь Луиджи садовником, он четырежды подумал бы, прежде чем соединить эти цветы в одном кувшине или корзине. Ведь всем известно, что роза и лилия — смертельные враги, их аромат взаимно убивает друг друга. А синьор Пьетро задумал поселить их на одной клумбе, то есть, тьфу, в одном доме. Ну что ж, хоть это, говорят, святотатство, можно смело клясться именем Христовым: очень скоро в палаццо Аретино развернутся интереснейшие события!
8. Роза и лилия
Ежели дело обстояло и впрямь так, как думал Аретино, и Джилья была виновна в гибели Лазарио Цезарино, то она заслуживала ненависти и презрения, ибо участь молодого человека была ужасна. Сначала его прогнали сквозь строй бичей, затем полуживое тело привязали к колу и провезли на барке по Большому каналу, от Святого Марко до собора Святого Креста, хлеща окровавленную плоть раскаленными докрасна прутьями. И никто не знал толком, был ли жив Лазарио к тому времени, когда началось собственно умерщвление: его привязали к лошадиному хвосту и тащили от площади Святого Креста полпути до Малой площади, и на этой половине пути отрубили Лазарио (или его трупу) правую руку, а затем, между колоннами Малой площади, отсекли голову и четвертовали.
