Кейт Уолкер - Рождественская карусель
Она оборвала себя на полуслове, сообразив, как близка к тому, чтобы произнести роковые слова: «Потому что я тебя люблю». Шон слушал молча, с холодным, непроницаемым лицом.
– Так ты выйдешь из машины, или мне тебя…
Но внезапно настроение его изменилось. Испустив глубокий вздох, он погрузил обе руки в спутанные темные волосы.
– Лия! – начал он снова совершенно другим тоном. – Пожалуйста, поднимись со мной наверх и, поговорим, как цивилизованные люди!
– Цивилизованные?! – фыркнула Лия. – Твое поведение можно назвать как угодно, только не «цивилизованным»! – И все же просьба Шона возымела действие: Лия вышла из машины и пошла за ним следом, чего он никогда не добился бы силой.
В лифте они молчали. Шон угрюмо смотрел в сторону; как видно, ему не давали покоя какие-то невеселые мысли.
Войдя в квартиру, Лия ахнула: после спартанской обстановки коттеджа она не ожидала такой роскоши и изысканности. Гостиная, отделанная в бежево-кремовых тонах, обставленная дорогой антикварной мебелью, болезненно напомнила ей, что Шон Галлахер богат и знаменит – не чета скромной служащей. В этот миг недолгая йоркширская идиллия показалась Лии нереальной, словно волшебный сон.
– Выпьешь чего-нибудь?
Лия помотала головой. У нее и так голова шла кругом. Ни к чему, подумала она, еще и одурманивать себя алкоголем.
Когда Шон налил себе бренди и сел в кресло, Лия вновь попыталась воззвать к его разуму:
– Шон, пойми, я ни за что на свете не стала бы продавать твою историю газете. Такой поступок для меня попросту немыслим!
Он отхлебнул бренди, рассматривая ее поверх стакана.
– И ты ждешь, что я этому поверю?
– Почему бы и нет? Это же правда!
– Вот как?
– Да, правда! Если хочешь знать, я вообще не замечаю твоего шрама! Для меня это часть тебя, такая же, как глаза или волосы! И если твои продюсеры думают…
– Нет, не думают, – прервал ее Шон. – Продюсеры «Инспектора Каллендера» полагают, что шрам придаст герою особую изюминку. Сценарист уже разработал сюжет о том, как инспектор получил эту отметину, и я с нетерпением жду следующего сезона съемок.
– Шон, как я рада…
– Конечно, «Божьим даром для женщин» мне больше не бывать. – Лия поморщилась, услышав из его уст собственные необдуманные слова. – Но, пожалуй, это и к лучшему. Я освободился от ярлыка «секс-символа», и теперь передо мной открыт путь к серьезным ролям. Так что, если ты хотела заработать на сенсации…
– Да нет же! – Как, ну как его убедить? – Пойми, я никому о тебе не рассказывала и не расскажу! Даже в страшном сне мне не пришло бы в голову делиться своей историей с журналистами из бульварной газеты!
– А почему бы и нет?
«Потому что я тебя люблю!» Но этих слов Лия произнести не могла. Только не сейчас, когда он сверлит ее глазами, угрожающе сдвинув густые черные брови.
– Потому что я… ты… ты мне… дорог.
– «Дорог»?! – Это слово прозвучало, словно раскат грома, заставив ее вздрогнуть. – И сколько же я стою, по-твоему?
– Нет!!!
Силы Лии были на исходе. Сколько продлится эта мука? Сперва он вышвырнул ее вон, словно надоевшую игрушку; теперь вернулся, но лишь затем, чтобы бросить ей в лицо жестокое и несправедливое обвинение!
– Нет?
Он шагнул к ней. Лия отшатнулась, выронив сумочку: от удара об пол та раскрылась, и все ее содержимое оказалось на ковре. Лия поспешно опустилась на колени.
– Позволь мне!
В мгновение ока Шон оказался рядом. Руки их одновременно потянулись к одному предмету – белоснежному запечатанному конверту. Но Шон успел первым.
– Отдай!
Напрасно Лия не сдержала крик – по ее испуганному возгласу Шон догадался, что в письме заключено что-то важное. С болью в сердце она следила, как он переворачивает конверт и читает адрес – свой собственный.
– Что это?
– Поздравительная открытка. – Что толку отрицать? – С днем рождения, Шон.
Лицо его омрачилось каким-то непонятным для Лии чувством.
– Но ты ее не отослала.
– Передумала. – Эта открытка стоила ей бессонной ночи. – Решила, что это будет неразумно.
– Неразумно… – пробормотал он, не отрывая взгляда от собственного имени на конверте. – И все же ты хотела мне написать. Почему?
Внезапно резким движением он поднялся на ноги и, взяв Лию за обе руки, помог ей встать.
– Лия, ты здорова? – спросил он резко, со сдержанным волнением в голосе.
– Да, вполне, – ответила она, не понимая, с чего Шон вдруг обеспокоился ее здоровьем.
– Я вел себя безответственно. Поверь, мне не присуще такое…
После этих неловких слов Лия поняла, что он имеет в виду. Тогда, в коттедже, Шон взял заботу о предохранении на себя, но лишь начиная со второго раза. В первый раз оба они были так захвачены страстью, что не вспомнили о мерах предосторожности.
– Ребенка у меня не будет, если ты об этом! «Он боится скандала», – с горечью подумала она.
– А с Энди ты поговорила?
– Да, – с трудом выдавила Лия.
– Сказала, что не выйдешь за него замуж? – Лия молча кивнула, и Шон мягко задал следующий вопрос: – Нелегко тебе пришлось?
Его сочувствие застало Лию врасплох, и она ответила прямо:
– Еще как! Не хотела бы я пережить такое дважды. Но что мне оставалось? Я ведь знаю, что никогда не смогла бы сделать его счастливым.
– А ты сама?
– И сама я никогда не была бы с ним счастлива.
О каком счастье может идти речь, если ее любимый, единственный человек, с которым она могла бы счастливо жить до конца дней своих, стоит перед ней мрачный, как туча, и сверлит ее хмурым, подозрительным взглядом?
– Так ты точно не беременна?
– Совершенно точно! Не беспокойся, очередная бульварная сенсация тебе не грозит.
Что за чувство промелькнуло в его потемневших глазах? Почему туго натянулась кожа на скулах?
– А жаль, – пробормотал он.
– Что ты сказал?…
– Жаль, что ты не беременна, – повторил Шон, на этот раз так отчетливо, что не расслышать было невозможно.
– П-почему?
Грустная улыбка тронула уголки его губ и пропала.
– Потому что тогда, быть может, у меня появился бы шанс привести тебя к алтарю.
– К алтарю? Шон, что такое ты говоришь? Не хочешь же ты сказать…
На этот раз в усмешке его явственно сквозила печальная ирония.
– Что хочет сказать мужчина, когда делает женщине предложение? Что любит ее и хочет разделить с ней жизнь…
– Ты же не веришь в любовь на всю жизнь!
– Раньше не верил.
Угрюмость и мрачность его как рукой сняло: перед Лией стоял открытый, взволнованный, уязвимый человек. Никогда еще она не видела Шона таким… таким безоружным.
– До сих пор я полагал, что вечная любовь – сказка, фантазия. Но ты перевернула мою жизнь вверх дном, и теперь я не знаю, что думать и чему верить.
