Марси Ротман - Плененное сердце
Нэвил стоял достаточно близко, чтобы расслышать, как герцог разговаривает с женой через окно кареты:
— До свидания, Каролин, мы скоро увидимся.
Прежде, чем карета тронулась, де Берри, дрожа от сырости, пошел следом за де Шой-селем обратно в здание. В этот момент человек, которого Нэвил уже видел раньше, метнулся между часовым и каретой и бросился на де Берри.
Браунинг не верил собственным глазам.
— Грубая деревенщина! — услышал он крик де Берри.
— Что ты делаешь?! — де Шойсель попытался удержать нападавшего за плащ, но тот вырвался из его рук и побежал в сторону улицу Ришелье.
— Стража, за ним, — приказал Нэвил.
— Меня предали. — простонал де Берри. — Я умираю… В моем теле кинжал!
Три человека бросились вслед за нападавшим, а Нэвил склонился, чтобы помочь раненому.
Герцогиня не стала ждать, пока опустят ступени кареты.
— Пустите меня, я приказываю! — кричала она, вырываясь из рук своей фрейлины, пытавшейся удержать ее. Мари-Каролин выпрыгнула из кареты и опустилась рядом с мужем, заливаясь слезами.
— Иди ко мне, моя Карелии, я хочу умереть в твоих объятиях, — прошептал де Берри.
Он настоял, чтобы с помощью Браунинга и остальных его подняли на ноги. Оперевшись на столб, он с невероятным усилием выдернул лезвие из своей груди. Нэвил просил его не делать этого, но герцог упрямо сделал по-своему. Это был острый нож с грубой деревянной ручкой, напомнивший Нэвилу инструменты, которые он видел в своей собственной конюшне.
Нэвил умолял Мари-Каролин и ее фрейлину, платья которых были перепачканы кровью, подождать доктора, но они оттолкнули его и помогли Шарлю добраться до красной скамейки в караульном помещении.
Де Меснар принялся расстегивать желтый камзол де Берри. Из глубокой раны хлынула кровь.
— Я умираю, — задыхался Шарль, — позовите священника.
Нэвила оттеснили, и он мог только наблюдать все происходящее со стороны. Появился епископ и стал читать молитвы на латыни. Рыдания герцогини смешивались с оживленной музыкой, доносившейся из зала. В спешке никто не догадался остановить представление.
— Врачи уже едут, — крикнул кто-го, и Нэвил решил, что самое лучшее для него — удалиться. Он повернулся и увидел Андрэ и Колби, поддерживающих с двух сторон Риту, которая, почти изнемогая, не в силах стоять, отказывалась уйти.
— Как это случилось? — прошептал Андрэ. По его щекам катились слезы.
Нэвил в двух словах рассказал ему о покушении.
— Нэвил, ты ранен? — спросила Колби. Она только что заметила кровь на его одежде. Муж не удостоил ее ответом.
Отец герцога, граф д'Артуа, и его брат, граф д'Ангулем, протиснулись сквозь толпу и в отчаянии опустились рядом с умирающим. Все находившиеся поблизости, слышали слова де Берри о том, что он хочет видеть короля.
Стояла страшная духота. Комната и коридор были заполнены маршалами и министрами Франции, нарядными дамами, придворными.
— Кинжал вошел по самую рукоять. — Дюпютрен, лучший из прибывших медиков, не скрывал своих прогнозов даже от пациента. — Рана смертельная, — заявил он во всеуслышание.
Он приказал, чтобы де Берри перенесли в кабинет директора, где собирался пустить умирающему кровь.
Герцог обратился к своей жене.
— Ради нашего ребенка, моя ненаглядная, держи себя в руках!
Многие из стоявших в плотной толпе впервые услышали о том, что молодая герцогиня ожидает ребенка.
— Если это мальчик, удар наемного убийцы не достиг цели, — прошептал Андрэ Нэвилу. — Все еще есть надежда на законного наследника.
Дорога домой прошла в молчании. Слишком удрученные печальным завершением вечера, женщины немедленно разошлись по своим комнатам. Андрэ и Нэвил переоделись, собираясь вернуться в оперный театр, но сначала Нэвил написал рапорт Тарну Мэйтлэнду с предварительным извещением о трагедии.
Когда они вызвали карету со свежими лошадьми, в дверях кабинета Андрэ появилась Колби. Одетая в скромное серое платье и плащ, она была бледна, но полна решимости.
— Я еду с вами.
— Возвращайтесь в свою комнату, мадам, — резко сказал Нэвил.
— Если ты попытаешься остановить меня, я подниму на ноги весь дом. — Колби не собиралась позволить так просто отмахнуться от нее.
Браунинг посмотрел на часы. Он собирается передать рапорт для Тарна, и времени на споры у него не было, а зная свою жену, он понимал, что бороться с ее упрямством совершенно бесполезно. Он вынужден был уступить, признавая, что она — сущее наказание, а он слишком устал и подавлен для того, чтобы устраивать сцену.
Несмотря на свое горе, Андрэ засмеялся, и момент для того, чтобы избавиться от Колби, был упущен. Слава Богу, уже не в первый раз подумал Барро, французские женщины, даже его сестра Рита, более сговорчивы.
Подали карету.
Они ненадолго заехали в британское посольство, разбудили посла, сообщили ему о покушении и оставили письмо для Мэйтлэнда, с просьбой срочной почтой отправить его в Лондон.
Как свидетелю покушения, Нэвилу разрешили присутствовать на допросе убийцы. Чиновники полиции попытались не пустить туда Колби, но она была готова к этому.
— Если вы меня выгоните, — произнесла она сладким голоском, — лорд не станет помогать вам в расследовании.
Нэвил чуть не задохнулся от ее дерзости, но быстро пришел в себя. В совокупности со значимостью графа Андрэ Барро странную троицу пропустили.
Убийца содержался в Консьержери, рядом с оперным театром, в котором медленно и мучительно умирал де Берри. Жан-Пьер Лувель был ничем не примечательным темноволосым, темноглазым человеком, он работал шорником в королевских конюшнях. Таким образом, сразу же подтвердилось одно из подозрений Браунинга: нож был одним из тех, что использовались на конюшне.
Лувеля с легкостью задержали разносчик и гвардейцы вскоре после покушения, и Андрэ с Браунингом не сомневались, что его признание было получено без принуждения. Казалось, он на самом деле счастлив, повторяя свое заявление снова и снова каждому, кто был готов его слушать.
— По крайней мере, это не похоже на заговор, — прошептала Колби Андрэ и Нэвилу.
— Еще слишком рано делать выводы, — проронил Нэвил, жестом показав ей, чтобы она замолчала.
Колби испытывала отвращение к этому человеку, однако его рассказ будоражил ее. Она чувствовала себя так, будто подглядывает в замочную скважину. Колби понимала, что должна — соблюдать приличия, думая о герцогине и ее ребенке. Ей действительно было их очень жаль, но в то же самое время хотелось самой услышать, за что Лувель ненавидел де Берри настолько, что убил его.
