Кристиан Малезье - Очаровательная шпионка Марии Медичи или Альковная дипломатия
Толпа встретила процессию напряженной тишиной. Все боязливо смотрели на трех худых босоногих женщин, которым дьявол даровал такую необычайную силу и могущество.
– Папа, а почему у старой тети на шее веревка? – вдруг прозвучал над площадью звонкий детский голосок.
– Так надо,– ответил отец сурово.
Но малыша не устроил этот ответ. Он заерзал на отцовской шее и, наконец, опять спросил:
– А почему они в белых рубахах?
– Так надо! – ответил отец, уже начиная злиться.
Малыш прикусил язык, опасаясь родительского гнева, но любопытство так сильно мучило его, что он решил спросить в третий раз:
– А почему они босые?
– Да замолчишь ты в конце концов? – взорвался отец.– Вот посмотрят ведьмы на тебя и превратишься в паука!
У малыша, испуганного таким предсказанием, тут же исчезло желание задавать вопросы. Теперь он тихонько сидел на отцовских плечах и с ужасом вглядывался в лица трех изможденных женщин.
Солдаты помогли осужденным выбраться из телег и повели их на место казни. Одна из ведьм была еще совсем юной девушкой. Она была так измучена, что не могла идти сама,– стражники поддерживали ее под руки. Вторая – женщина лет сорока, с красивым, но скорбным лицом, была матерью первой ведьмы. А третья – та вовсе была старухой. Ее седые космы зловеще развевались на ветру, запавшие черные глаза с укором смотрели на зевак. Когда самая молодая ведьма увидела вязанки хвороста, приготовленные для костров, она упала на колени и отчаянно запричитала:
– Пощадите, пощадите! Ведь мы ни в чем не виноваты!
– Замолчи, ведьма! – прикрикнул на нее один из сопровождавших солдат, после чего девушку вновь грубо подхватили под руки и потащили к приготовленным кострам.
Лицо старухи исказилось от боли и ненависти. Она обернулась к балкону, где сидел король и захохотала, обнажив желтые редкие зубы.
– Яков Стюарт, эти злодеяния не прибавят тебе ни силы, ни могущества, ни здоровья! Будь проклят ты, губящий мою неповинную дочь и дочь моей дочери! Будь проклят каждый, посылающий невинных на костер!
Стражники тут же набросились на старуху. Они повалили ее на землю и силой принялись запихивать ей в рот кляп. Несчастная стонала и не пыталась сопротивляться, но все же один из удальцов ударил ведьму с размаху по лицу.
– Зачем, Робин? Ты же ей зубы выбил…– Молодой стражник осуждающе смотрел на своего товарища.
– А для чего ей теперь зубы-то? Обедать ей уже не придется! – оскалился Робин.
Старуха продолжала извиваться и жалобно скулить. Когда солдаты подняли ее с мостовой, все увидели, как белая тряпка, торчащая изо рта жертвы, приобретает красный цвет.
– Ведьма, ведьма! Она пила кровь наших младенцев! – послышались вопли в толпе.
– На костер ее! Сжечь ведьму!
– Сжечь!!!
В осужденных полетели камни. Матери молоденькой девушки разбили голову, но она не издала ни звука, а лишь прижала к ране ладонь. Алая кровь струилась по ее пальцам, пачкая грубую белую рубаху.
– Сжечь ведьму! Сжечь!…
Солдаты пытались сдерживать бушующую толпу, но несколько смельчаков все же прорвались к обреченным и схватили младшую за волосы. Их тут же принялись оттаскивать, но нарушители порядка не выпускали из рук волосы отчаянно кричавшей девушки, которую тянули назад два дюжих солдата.
– Кричит…– злобно прошептала одна из цыганок.
– Неужели ведьме может быть больно? – наивно спросила молоденькая молочница.
Наконец ретивых протестантов удалось оторвать от несчастной. Они тут же принялись сбывать с рук отвоеванные трофеи.
– Кому нужны волосы ведьмы!? Покупайте волосы ведьмы! Они приносят счастье!
Но капитан Стоун, подоспевший на помощь своим солдатам, ударил одного из продавцов рукояткой шпаги и заставил его замолчать.
– Завтра торговать будешь… Сегодня не базарный день!
Пока женщин привязывали к столбам, под которыми были уложены дрова и солома, какой-то хилый человечек принялся читать приговор. Его слабенький голосок почти нельзя было услышать из-за возни, поднятой в первых рядах зрителей.
– Теперь ведьмы должны покаяться,– сообщила одна из крестьянок своей подруге.
– Откуда ты знаешь?
– Да я уже много раз видела, как сжигают колдунов,– с гордостью ответила крестьянка.
Первой слова покаяния должна была произнести старуха, глаза которой пылали мрачным огнем ненависти. Но ревностные служители правосудия, посовещавшись между собой, решили, что опасно предоставлять слово ведьме, осмелившейся проклинать короля, и зрителям объявили, что старуха лишается последнего слова.
В толпе прокатился ропот разочарования, но тут же смолк. Все внимали чистому и звонкому голосу самой молодой ведьмы. Девушка не переставала всхлипывать и временами путала слова.
– Если волосы ведьмы и впрямь приносят счастье, зачем же тогда колдуний сжигать вместе с волосами?– выразила недоумение женщина в голубом выцветшем чепце.– Обстригли бы их перед казнью, а волосы раздали беднякам. Глядишь, мы бы и счастливее стали!
Слово перешло ко второй ведьме. Тело ее, как и тела двух других жертв, было приковано к столбу железными цепями, руки стянуты за спиной, а потому кровь теперь беспрепятственно струилась по лицу. Она оглядела толпу скорбным взглядом и, набрав побольше воздуха в легкие, крикнула:
– Люди! Да простит вас Господь, ибо я вас уже простила!
Все содрогнулись, услышав имя Божье из уст еретички.
– Это козни дьявола! Не слушайте ее!– заверещал испуганный монах.
– Сжечь их! Сжечь их!– откликнулась толпа.
Монах по очереди подбегал к привязанным женщинам и надевал им на головы огромные белые колпаки. Теперь никто не мог видеть лиц несчастных.
Король махнул белым батистовым платком, покрытым искусной шелковой вышивкой, и костры тотчас вспыхнули.
– Горят, горят!– радостно закричали зрители.– Горят, значит, виновны!
Изабелла затрепетала, услышав последние предсмертные крики. «Кровавый век закончился»,– вспомнила она слова лорда Линдсона.
ГЛАВА XX Его Высочество, принц Уэльский
Стены залы украшали венки из веток шиповника, в центре каждого венка в золотом канделябре горела свеча белого воска. Аромат цветов, смешиваясь с запахом тающих свечей, пьянил собравшихся не меньше, чем свежий осенний воздух. Тридцать скрипачей, приглашенных на бал, должны были играть всю ночь напролет. Под чарующие звуки скрипки придворные обменивались новостями, сообщали друг другу о предстоящих свадьбах и помолвках, о любовных похождениях знатных особ и рождении внебрачных детей. Вряд ли люди, достаточно хорошо знакомые с жизнью английского двора, могли бы рассказывать о суровости нравов придворных Якова I.
