Джессика Трапп - Властелин наслаждений
– Нет. – Годрик начал подниматься по ступеням. – И прошу тебя, не вмешивайся.
Женщина уступила с тяжелым вздохом:
– Да, сэр.
Повернувшись, женщина направилась к резервуару с водой, из-за спины Годрика бросив на него взгляд, полный ненависти.
– Она не любит тебя, – прошептала Мейриона.
– Верно, не любит. – Обняв Мейриону за талию, Годрик повел ее по ступеням.
– А кто…
– Мои семейные проблемы тебя не касаются. – Губы Годрика мрачно сжались, и весь его вид не располагал к дальнейшему разговору.
В большом зале замка Монтгомери было холодно, сумрачно и воняло выдохшимся вином, растоптанным тростником, испорченной едой и рвотой. Чтобы ее не стошнило, Мейриона задержала дыхание. Здесь живут свиньи или люди?
Впрочем, скоро ей предстояло узнать.
Столы на возвышении были уставлены пустой оловянной посудой, собаки рылись в рваных тростниковых циновках. Окна прикрывали тяжелые темно-красные бархатные занавески, и вся комната казалась мрачной, холодной и суровой. На столе не горела ни одна свеча, не было огня и в камине, но слуги сновали туда и сюда, поднося кувшины и большие плоские блюда молодому человеку, который сидел развалившись в стоявшем выше остальных большом кресле – один за огромным столом, который ломился от изысканных блюд: угри, свинина, оленина и овощи грозили вывалиться с переполненных плоских тарелок.
Молодой лорд представлял собой точную копию Годрика – взъерошенные темные волосы, высокие скулы, но он был моложе, и у него не было шрамов. Между бровями Годрика залегли суровые вертикальные складки, а лицо сидевшего за столом человека все еще оставалось мальчишески гладким.
Остатки взаимной любезности улетучились, как только Годрик вошел в зал: челюсти обоих сжались, глаза сузились. Мейриона содрогнулась, увидев это превращение. Мутными, налитыми кровью глазами Джеймс наблюдал за Годриком. Казалось, он держится из последних сил и вот-вот рухнет под стол. Эль из опрокинутого кубка залил стол, и капли темной жидкости падали на его одежду. Джеймс был так же широк в плечах, как и Годрик, но по сравнению с ним он казался каким-то жалким.
Служанка поднесла Годрику кружку эля и быстро исчезла, словно испуганная мышь.
Оставив Мейриону стоять у двери, Годрик пересек зал.
– Ты опять напился! – пророкотал он и с силой ударил кулаком по столу.
От рева Годрика Мейриона вздрогнула, а окончательно осоловевший лорд вдруг улыбнулся.
– Итак, мой незаконнорожденный братец вернулся домой, – с трудом произнес он и приподнялся, но его голова упорно не хотела держаться прямо.
Перегнувшись через стол, Годрик схватил брата за рубаху и рывком поднял на ноги.
– Когда это прекратится, чертов дурак?
Мейриона, дрожа, посмотрела на дверь. Люди Годрика, и среди них Байрон и Демьен, вошли в зал, заслонив дверной проем и отрезав путь к выходу; ей не оставалось ничего другого, как молча наблюдать за происходящим. Она лишь молила Бога, чтобы снова не повторилась сиена с Оуэном.
– До… добрый день всем, – произнес Джеймс. – Как я по… понимаю, поход закончился успешно?
Не разнимая руки, Годрик встряхнул брата, раздался звук рвущейся ткани.
– Хватит придуриваться. – Годрик обвел взглядом зал. – Я всего на неделю покидаю замок и нахожу по возвращении настоящий свинарник!
Мейриона затаила дыхание. От зловония у нее першило в горле. Прикрыв рукой нос, она старалась дышать только тогда, когда это было абсолютно необходимо.
Джеймс попытался оттолкнуть Годрика.
– Это мой замок, и я могу делать здесь что пожелаю. «Боже правый, – подумала Мейриона. – Годрик прав насчет брата – он не заслуживает высокого титула».
Внезапно Годрик разжал пальцы, и молодой лорд, пошатнувшись, рухнул в кресло.
– Нет, ты не можешь делать что пожелаешь. Твои крестьяне голодают, сам ты живешь в грязи, и все это никуда не годится.
Джеймс пьяно взмахнул рукой и, пошатываясь, встал.
– Никто не голодает.
Прежде чем он снова упал в кресло, Годрик снова зажал в кулаке его расшитую блузу.
– Ты обязан научиться контролировать себя.
– А я контролирую. Я лишь сделал пару глотков. – Джеймс потрепал Годрика по плечу, его рука заметно дрожала.
Внезапно в комнату, расталкивая стоящих в дверях людей, стремительно вошла женщина в розовой юбке, которая неистово колыхалась от быстрых шагов.
– Отпусти его! – пронзительно закричала она, и ее высокий голос эхом отразился от голых стен.
– Если бы ты следила за Джеймсом, пока меня не было, сейчас мне не пришлось бы приводить его в чувство. – Годрик недовольно взглянул на вошедшую.
Женщина вдруг затрясла головой, ее вуаль затрепетала, как полощущийся на ветру стяг.
– Он не может сдержаться. Разве ты не понимаешь, что он болен?
Годрик пнул кресло, на котором сидел его брат, и тот съехал бы на пол, но подлокотники удержали его.
Мейриона сжалась, чувствуя, как атмосфера сгущается, словно перед надвигающейся бурей.
– Он ничуть не болен.
– У него больной желудок, и пища не усваивается. – Глаза женщины широко раскрылись, словно взывая к пониманию. – Я ухаживала за ним всю неделю – ничего не помогает.
Годрик с отвращением поморщился:
– Он просто пьян.
Джеймс с трудом встал и поднял кулак.
– Слушай, ты…
Годрик толкнул его, и он упал обратно в кресло.
– Почему бы не защитить его от самого себя, а не от меня?
Женщина задрожала и начала плакать, в ее голосе зазвучало отчаяние:
– Я все время ухаживала за ним. Теперь ему всего лишь нужно немного поспать.
Щека Годрика задергалась, он сжал кулаки… Приподняв подол платья, Мейриона быстро шагнула к ним и встала между Годриком и женщиной.
– Оставь ее.
В наступившей тишине можно было услышать, как Годрик глубоко вздохнул. Потом он разжал кулаки и потянулся к ней.
Мейриона отпрянула, но Годрик поймал ее за конец косы. Она попробовала вырваться, но он медленно намотал косу на руку, подтягивая ее, словно пойманную рыбу, пока наконец она не приблизилась к нему вплотную.
– Здесь у тебя нет никаких прав, – прошептал он, и его губы сжались в тонкую суровую линию.
Мейриона покачала головой, пытаясь освободиться, но все было бесполезно.
– Берегись, моя прелестная пленница. Я знаю много способов укротить женщину, и не все они приятны. – Годрик грубо поцеловал ее в губы. Короткая жесткая щетина оцарапала ей щеки, и Мейриона почувствовала, как под тонким слоем его любезности и цивилизованности закипает гнев.
Все еще удерживая Мейриону, Годрик оторвался от ее губ. Этот поцелуй должен был послужить предупреждением, и она понимала это. Ее здесь воспринимали как рабыню, как шлюху, и не более того.