Джуд Деверо - Золотые дни
— А, вы о них.
Мистер Джонс опустил взгляд в тарелку.
Капитан расправил плечи.
— Впервые на борту моего корабля находятся заключенные. Не слишком хорошо представляю себе, что с ними делать.
— Позвольте им подышать свежим воздухом, — вдруг предложил Ангус. — Не могут же они сидеть в трюме все время путешествия.
— Когда им полегчает, — сказал капитан Ингес. — Сейчас они все, за исключением двух, чувствуют себя неважно.
— Морская болезнь, — пояснил мистер Джонс.
— Похоже, вы хорошо переносите качку, — заметил капитан, обращаясь к Эдилин. — Морской болезнью не страдаете? Оба?
— Нам так не терпится насладиться свободой, что болеть некогда, — сказала Эдилин и, встретив вопросительные взгляды, пояснила: — Я хочу сказать, что мы несказанно рады тому, что нам наконец удалось удрать от друзей и родственников с их бесконечными благими пожеланиями и поздравлениями. Из-за них дома мы чувствовали себя совсем не так свободно, как здесь, на корабле.
— А, — улыбнулся Ингес, — значит, я угадал. Это ваше свадебное путешествие?
— Да, — подтвердила Эдилин. — Хотя и несколько запоздавшее.
И она вновь взяла Ангуса за руку.
— Миссис Харкорт, спойте для нас, — попросил капитан. — А я поиграю на мандолине.
— С удовольствием, — согласилась она, отодвигая стул. Как раз в это время вошел стюард, чтобы убрать со стола. — Что бы вы хотели услышать? Псалмы? Арию из оперы? Или, может быть, какую-нибудь народную английскую песню?
— А как насчет шотландской баллады? — спросил Ангус. — Может, вы знаете балладу, которую мы могли бы спеть хором?
— Не могу сказать, что я знаю много шотландских песен, — сказала Эдилин, с любопытством взглянув на Ангуса, и вновь обратилась к капитану: — У моего мужа в Шотландии живет дядя, и муж раньше проводил с ним каждое лето в романтичном старинном замке на холме, поэтому многое знает о жизни шотландцев.
— Мне показалось, что я услышал в вашем голосе шотландский акцент, — заметил капитан. — Вам повезло, что вы сейчас не в Шотландии, потому что там произошло убийство, а преступник не найден. Возможно, вы видели листовки с его портретом, когда были в Глазго?
— Видели, — кивнула Эдилин. — У него внешность настоящего разбойника, хотя глаза, по-моему, добрые. Или, к возможно, это лишь фантазия художника, что рисовал портрет.
Ангус не знал, то ли ему смеяться, то ли злиться.
— Я думаю, рисунок вполне заурядный, — сказал мистер Джонс. — На мой взгляд, пропорции несколько нарушены, но что еще хуже — на рисунке преступник почти красив. Я искренне убежден, что внутри мы таковы, каковы наши лица. Особенно глаза. Не зря говорят, что глаза — зеркало души. Убийца должен быть уродлив, как сам грех.
— Я согласен, — заулыбался Ангус.
Очевидно, капитан изначально намеревался сыграть для гостей после ужина, потому что мандолина оказалась у него под рукой. Он открыл футляр и бережно, почти любовно, достал оттуда красивый инструмент.
— Итак, что мы споем?
До того как Эдилин успела ответить, Ангус спросил:
— Вы знаете мелодию «Гринсливз»[2]?
— Да, конечно, — обрадовался капитан.
Он довольно умело начал играть, и мелодия старинной песни полилась, наполнила собой маленькую комнату. Эдилин знала старинную балладу, которую, по слухам, написал сам король Генрих VIII, но Ангус удивил ее тем, что начал петь первым. Голос у него был густой, глубокий и очень красивый. Эдилин села и заслушалась.
Он пел старинную песню о молодом лорде, которого отец отправил в школу, приставив к нему слугу. Как только они отъехали подальше от дома, слуга показал своё истинное лицо и прогнал юного лорда без пенни в кармане, в грязной рваной одежде, а сам занял его место и повстречался с красивой принцессой.
Ангус дошел до этого места и посмотрел на Эдилин, и она поняла, что он пел для нее. Отец принцессы хотел, чтобы она вышла замуж за лорда-самозванца, но она умоляла его подождать. А тем временем влюбилась в конюха, который на самом деле и был лордом.
Дойдя до этого куплета, Ангус взял Эдилин за руки. Он пел о том, как мальчик поклялся никому не рассказывать правду, потому что иначе слуга убьет его семью, и тогда умная девушка уговорила его открыться коню.
Эдилин рассмеялась. Принц в одежде конюха и прекрасная лошадь сыграли свою роль и в их жизни.
После того как принцесса услышала историю молодого конюха, она написала его отцу, и он пришел с войском и рассказал правду о том, кто был настоящим лордом. В конце баллады слугу казнили, а юный лорд женился на красивой принцессе.
Ангус замолчал, капитан сыграл заключительный пассаж, и все рассмеялись и зааплодировали.
— Должен сказать, это было прекрасно! — воскликнул мистер Джонс. — Пожалуй, нам стоить послушать еще одну шотландскую балладу.
Ангус хотел ответить, но Эдилин зевнула, прикрыв рот рукой.
— Боюсь, что на этом мне придется завершить выступление, — шутливо сказал он, предлагая Эдилин руку. — Похоже, моей жене пора спать. Слишком много впечатлений за один день. Позвольте откланяться.
Они уже вышли за дверь, но Эдилин продолжала держать Ангуса за руку.
— Ты был великолепен. С таким голосом ты мог бы стать знаменитым актером.
— Возможно, это было бы лучше, чем рыскать по горам и искать украденный скот, — сказал Ангус.
— И лучше, чем работать на земле? — спросила она.
Вернувшись в свою каюту, они нашли там висящий гамак и разобранные сундуки. Ангус первым делом решил проверить, на месте ли шкатулка с драгоценностями, она по-прежнему лежала там, куда он ее положил.
Через несколько минут Эдилин попросила его расшнуровать ее корсет, и Ангус недовольно заворчал.
— Ты решил, что я не могу к тебе прикасаться, и я соблюдаю твои условия, но в отношении себя я таких правил не устанавливала, — сказала она.
— Прекрати, а не то тебе придется спать в этой штуковине.
Она шаловливо улыбнулась:
— Тогда мне придется обратиться за помощью к очаровательному мистеру Джонсу.
— Ты и в самом деле испорченная женщина, — сказал Ангус, быстро расшнуровав ее корсет.
Затем он отошел в другой конец комнаты.
Эдилин раздевалась медленно, вспоминая события сегодняшнего вечера и думая о том, как приятно чувствовать, что ты — чья-то жена. С тех пор как умер ее отец, она постоянно чувствовала себя чьей-нибудь гостьей. Ей все время приходилось «петь, зарабатывая себе на ужин», как она про себя это называла. Ей приходилось ходить туда, куда ей не хотелось ходить, говорить, когда ей хотелось помолчать. Она всегда была гостьей и никогда не была хозяйкой в доме, а самое худшее ждало ее в доме дяди. Там она была не гостьей, а пленницей.
