Джери Уэстерсон - Вуаль лжи
Криспин вздернул верхнюю губу, твердым шагом приблизился к Махмуду и сжал руку в кулак.
— О, я вижу у вас в глазах зернышко сомнения! — выпалил Махмуд. — Говорю ли я правду? Вина за ее смерть ляжет на вас. И вы относитесь к тем людям, кто обладает драгоценным свойством испытывать чувство вины. Чего не скажешь обо мне.
Криспина это не остановило. Он схватил сарацина за волосы, вздернул, извлек кинжал и приставил лезвие к глотке Махмуда. Тот не сводил с него глаз.
Кинжал не менял своего положения долгое время. На его полированной поверхности играли огненные блики от очага. Но как бы ни хотелось Криспину пролить кровь мерзавца, увидеть, как она горячим потоком зальет пол, его беспокоила мысль, что Махмуд не лгал. Нет, подвергать Филиппу опасности нельзя. От возможных последствий кровь стыла в жилах. Он убрал нож и отступил на шаг.
— Вы больше не будете с ней блудить.
— Возможно.
Криспин решил разыграть свои карты:
— Вас интересует только та «вероника»?
Махмуд медленно моргнул, но на его лице не отразилось ни удивления, ни недоумения.
— Вы слышали мой вопрос?
— Прекрасно слышал, мастер Криспин. Просто у меня нет ответа.
После этого развязавшийся было язык Махмуда оказался на замке, и Криспин не знал, что делать. Впрочем, по крайней мере в одном вопросе он мог расставить все точки.
— Итак, вы больше не будете домогаться Филиппы Уолкот?
На это Махмуд просто усмехнулся.
— Потому что в противном случае вас будет ждать нечто похуже смерти.
Чтобы подчеркнуть смысл своих слов, Криспин присел на корточки рядом с Махмудом, подобрал с пола упавший огурец и срезал ему макушку.
Улыбка сарацина поблекла.
— Стало быть, мы договорились, — процедил Криспин сквозь зубы.
Отшвырнув огурец, он встал, обтер лезвие, сунул кинжал в ножны и с нарочитой ленцой вышел из комнаты, грохнув за собой дверью.
Сейчас его преследовала только одна мысль: попасть к Филиппе как можно быстрее. Дождь, однако, настолько усилился, что превратил улицу в раскисшее месиво.
Наконец он подошел к особняку Уолкотов и проник в дом через поварскую. При виде знакомого лица беспокойство немножко ослабло.
— Джон Гуд! — крикнул он, и мужчина прекратил работу.
— Криспин! Ого! Имейте в виду, ваше лицо никогда не залечится, если все время будете попадать в переделки.
Криспин невольно потрогал вздувшуюся щеку. Стычка с Махмудом заставила совершенно об этом позабыть. Он отвел Гуда в сторонку и тихо заговорил:
— Не обращайте внимания. Я знаю, вы должны неотлучно пребывать в поварской, но постарайтесь сделать все возможное, чтобы присмотреть за хозяйкой.
Гуд перешел на шепот под стать Криспину:
— А почему?
— Ее жизни может грозить опасность. Коль скоро вы в отличие от меня все время находитесь в этом доме, то я прошу вас стать очень бдительным.
— Святые небеса! — чуть не взвизгнул Джон. — Только не говорите, что мне придется с кем-нибудь драться. Я. этого совсем не умею!
Криспин бросил взгляд на его длинные, тонкие пальцы.
— Будем надеяться, до этого не дойдет. Просто пришлите весточку, если в дом придут какие-нибудь чужестранцы.
— Что за чужестранцы?
— Сарацины. Или итальянцы. Опасны и те и другие.
— А вы можете рассказать, зачем все это? Чувствую себя дураком, от каждой тени шарахаюсь.
Криспин оценивающие взглянул на Гуда и поджал губы.
— Пожалуй, об этом лучше не говорить. Просто сообщите, если в доме появятся чужеземцы.
— Да, но как? Я же не могу отлучаться… Разве что оставить здесь вашего слугу.
— Джек тут?
— О да. Я думал, вы знаете…
— Где он?
Гуд отвел Криспина к кладовой. Джек сидел на бочонке, держа в руке недоеденный пирожок. Довольное лицо мальчишки лоснилось.
— Хозяин! — промычал он с набитым ртом и, сыпля крошками, вскочил на ноги.
Торопливо проглотив неразжеванный кусок, Джек вытер губы рукавом, посмотрел на пирожок и сунул его себе в кошель.
— Я так и думал, что вы сюда придете. А ведь я вас искал. У меня есть кое-что от шерифа.
Криспин промолчал, разглядывая Джека, пока тот вытирал руки о подол своей туники. От записок шерифа ничего хорошего ждать не приходится. Более-менее чистой рукой парнишка вытащил сложенный лист из-за пояса и вручил его хозяину. При виде восковой печати Криспин вздернул бровь и осмотрел записку со всех сторон. Толстый шершавый пергамент потрескивал в руках.
Перегнув лист, он сломал печать, подцепил ее пальцем и вполголоса чертыхнулся, когда кусочек воска попал под ноготь. Аккуратно развернул лист, разгладил его о колено и поднес к свету.
— Он все запечатал, наверное, это очень важно, — возбужденно сообщил Джек. — А что там написано?
Криспин вновь опустил пергамент и задумался. Прочитанное стояло перед глазами.
— Это официальный вызов к шерифу.
Джек почесал подбородок.
— Раньше он это делал через посыльных. Почему так серьезно на этот раз?
— Вот именно. Это-то меня и беспокоит. — Текст записки был вполне обычным, сухим и туманным. Криспин сложил листок, сунул его в кошель. — Ты передал мои слова мистрис Уолкот?
— Да, хозяин. Но только она сделала вид, будто ничего не понимает.
— Да чтоб ее черти взяли! — Криспин шлепнул ладонью по рукояти кинжала. Нет у него времени на подобные штучки. — Я должен сходить к шерифу. Ты оставайся здесь. Скажешь мистрис Уолкот, что через час отведешь ее в «Кабаний клык». Делай что хочешь, но чтоб она там была. Джон тебе расскажет остальное. Если понадобится, он пришлет тебя ко мне.
Глава 10
Когда Криспин добрался до кабинета шерифа, ему пришлось довольно долго стоять в дверях, пока Уинком делал вид, что не замечает его. Затем коротким кивком он пригласил Криспина войти. Заваленный бумагами стол шерифа стоял возле ревущего камина. Криспин постарался оказаться как можно ближе к огню, хотя в таком месте трудно ощущать хоть какое-нибудь тепло.
Не поднимая глаз, Уинком отхлебнул вина, поставил подпись на каком-то документе, затем потянулся за следующим листом. Принялся его читать, мерно поводя головой из стороны в сторону.
Криспин достаточно давно был знаком с Саймоном Уинкомом и потому понимал, что с ним играют. Шериф оттягивал неизбежное — по какой-то своей причине. Может быть, дело настолько серьезно, что даже Уинкома заставило призадуматься? От этой мысли неприятная дрожь в животе превратилась в настоящие спазмы.
Огонь кидал яркие и обманчиво успокоительные блики на стены кабинета, а толстая свеча на столе со всем усердием пыталась подсветить бумаги. Промасленный бычий пузырь, натянутый в окне, впускал свет догорающего дня, придавая ему золотистый оттенок. В углу мерцал факел, но это почти не разгоняло теней от сумерек, наползавших на высокую сводчатую комнату. Криспин до сих пор не решил, предпочитал ли Уинком полумрак или просто не представлял себе, что все может быть по-другому.
