Николай Бахрошин - Ромео и Джульетта. Величайшая история любви
Я-то провел поздний вечер у Розалины, а оставшуюся ночь — за чарой с вином в компании двух своих лейтенантов и трех господ из Ломбардии. С ними вместе мы когда-то сражались под стенами Милана. Было что вспомнить, и о чем почесать языки. Эти рыцари звали меня с отрядом на юг, служить под знаменами знаменитого графа Кальпони. Обещали славную заварушку. А мы, разгорячившись вином, обещали подумать.
О чем тут думать? Помимо богатств и знатности рода великий воитель, старый подагрик Кальпони, был знаменит тем, что не выиграл в жизни ни одной военной компании…
Клянусь щитом святого Георгио, великого небесного воителя, победителя драконов и чудищ — ночка выдалась еще та! Понятно, что шесть ветеранов, собравшихся за столом, вряд ли будут проводить время, перебирая четки, но мы уж слишком вчера разгулялись. С утра голова гудела как колокола на самой высокой звоннице, а во рту было сухо, противно и почему-то стоял мерзкий вкус жженой шерсти. Не припомню, что бы мы закусывали не ошкуренной дичью…
Я взял со стола открытую бутылку вина, и припал прямо к горлышку, размачивая нутро.
А вот почему не спал юный Ромео? Или правильнее спросить — где не спал?
— Рад тебя видеть, капитан!
— Взаимно, друг мой, взаимно! Но если ты пришел лишь пожелать мне доброго утра, я, клянусь моей шпагой, спущу тебя с лестницы!.. Вина хочешь?
Вместо ответа Ромео быстро оглядел мою комнату, где вещи валялись в беспорядке холостяка, а оружие и доспехи аккуратно развешены по стенам. Истинный воин сначала ухаживает за оружием, а уж потом — все остальное. Если до остального вообще дойдут руки. У меня обычно не доходили.
— Здесь никого нет? — спросил он.
— Ну, если не считать тебя и меня…
— Хорошо… А хозяева дома? Они не могут нас слышать?
— У хозяев отдельный вход, и между нашими половинами каменная стена. Сам хозяин дома глух, как пень, слышит лишь то, что кричишь ему в самое ухо, а жена его глупа как утка… Впрочем, ты, дружок, не в первый раз у меня. К чему такие вопросы?
— Хорошо… — устало вздохнул Ромео. И неожиданно и горячо схватил меня за руку: — Умберто, мне нужна твоя помощь! Видит Бог, как мне нужна твоя помощь!
— Но в чем?
— Ты, капитан стражи, водишься со всяким отрепьем, знаешь на улицах всех мошенников и пройдох! Ты мне поможешь, я знаю!
— Вот даже как? — удивился я с понятной холодностью. — Но, дружок мой, мошенников и пройдох лучше искать не на улицах. Попробуй пошарить во дворцах и на виллах… Пусть сорок чертей застрянут у меня в глотке — улов будет больше!
— Извини… Я не то хотел сказать… Извини, если я тебя чем-то обидел… Я сейчас сам не понимаю, что говорю и что делаю… — он попытался улыбнуться.
Выглядело это довольно жалко.
Говорят, что женщину состояние влюбленности красит лучше помад и румян. Может быть, не спорю. Но что точно — мужчину любовь часто доводит до полного изнеможения, даже если она счастливая. Так и хочется добавить — особенно, когда счастливая.
— Умберто, мне нужен священник!
Я удивился:
— Ну, берлога старого капитана — не самое удачное место для его поисков… Так ты хочешь исповедаться? Или, судя по твоему лицу, и причаститься разом?
— Шутишь… — вздохнул Ромео. — Все вокруг меня шутят, все веселы, все смеются и радуются… Знаешь, я иногда чувствуя себя стариком, который, сходя в могилу, бессильно шлет проклятия следующим поколениям…
— Вот даже как! Клянусь рясой Святого Петра, мне не нравится подобное настроение! Для счастливого влюбленного ты выражаешься уж слишком… замогильно, да! Что, друг, поссорился с Джульеттой? Маленькая роза высунула шипы из-под лепестков? Не грусти, приятель, ты не единственный, кого оцарапали наслаждением.
— Два берега одной реки не могут поссориться, луна и солнце на небе не скандалят между собой… Умберто, мне нужен священник, который бы повенчал нас!
— Вот как…
Для просветления головы я еще немного глотнул.
— Повенчать тайно? Без оглашения, без согласия родителей?
— Разумеется!
— Н-да… Это серьезное преступление, Ромео. Как для вас, так и для тех, кто попустительствует в таком деле…
— Преступление — это разлучать любящие сердца! Преступление — подчиняться морали, что становится аморальна! — сразу вспыхнул он. — Будь он проклят, подобный мир, где корабль любви вынужден лавировать между Сциллой морали и Харибдой нравственности!
Я усмехнулся его горячности:
— Не спеши проклинать весь мир, если ушиб ногу о камень…А ты помнишь, что брак, заключенный без всех формальностей, может быть признан недействительным?
— Умберто, ты сам знаешь, как это бывает. Проходят годы, прежде чем Святая Церковь вынесет свое решение… Помнишь случай с Альбаци из Мантуи, который женился без дозволения родителей? Помнишь, что он женился, жил и дожил до седых волос и внуков выше себя самого, прежде чем ему пришло извещение, что брак его незаконен. А родители, подавшие иск, к тому времени много лет пребывали на небесах, а сам Альбаци чуть не разорился на взятках, пытаясь отменить вердикт, что объявлял незаконнорожденными все его многочисленное потомство…
— Да, Божьи мельницы мелят медленно…
— Пусть разорвет меня на куски — в Вероне скорее уж очистят сточные канавы, чем церковь расторгнет брак! — невесело усмехнулся Ромео. — Ты поможешь мне, капитан? Клянусь Богом, мне больше не на кого надеяться!
У меня мелькнуло, что Ромео преувеличивает. Имея столько золота, не так уж трудно найти священника, не слишком твердо придерживающегося формальностей. Хотя, на кого нарвешься… Иной и плату возьмет, и тут же побежит на тебя доносить… Нет, пожалуй, он прав со своей осторожностью…
— Ты знаешь, друг Ромео, самое забавное, что ты пришел куда нужно, — сказал я. — Похоже, у меня есть священник, который думает примерно так же…
Не уверен, но, по-моему, в его глазах блеснули слезы благодарности.
* * *Отца Лоренцо я знал еще по Флорентийскому университету. Правда, звали его тогда по-другому. Отпрыск знатного рода, широко известного на юге Италии, он, как и я, был в те времена редкостным шалопаем. Лишь с одной разницей — в университете он действительно стремился изучить науки, а не только комбинации игорных костей и свойства разнообразных вин. Интересовали его медицина, химия, алхимия и прочие естественные дисциплины. Меня-то, помнится, университетские профессора шпыняли за безделье и лень, а его, как ни удивительно, за противоположные качества. Его вопросы, его неожиданные знания, слишком часто ставили в тупик ученых мужей. Чтоб не чувствовать себя в дураках, они дружно обвиняли Лоренцо в зазнайстве и верхоглядстве.
