Джейн Фэйзер - Коршун и горлица (Орел и голубка)
— Твои постоянные жалобы, Сарита, становятся скучными.
— Извините, господин калиф, но боюсь, вам еще не раз придется услышать их от меня.
— Слушай музыку и расслабься.
— Ты ведь получаешь удовольствие, провоцируя меня, не так ли?
— Провоцирую не я, — а вы господин Абул.
— Ну что ж, если хочешь, продолжай в том же духе, но за последствия я не отвечаю.
Сарита отвернулась от Абула. Как кстати! Музыка арфы скрыла ее смех.
— Он тоже слепой? — Сарита вспомнила о музыкантах в банях.
— Насколько я знаю, нет.
— А почему вы не разрешаете своему сыну проводить время с матерью? — Сарита тут же поняла, что, задав этот вопрос, ступила на скользкую почву, но отступать было уже поздно. Абула тут же покинуло томное настроение, но он и виду не подал.
— А от кого ты слышала, что я не разрешаю?
Сарита томно вытянулась на кушетке.
— О, мне сказала об этом ваша жена сегодня утром, когда пришла ко мне в баню. — Она позволила своему голосу обрести капризные нотки. Ведь вы оставили меня совсем одну, спящую, так что кто угодно мог зайти и посмотреть на меня, или вы забыли об этом?
— Но ведь я оставил тебя под охраной служительниц бань, — Сарита услышала в голосе Абула признаки того, что он колеблется.
Он же подумал о том, что должен был предвидеть некие шаги со стороны жены, ведь любопытство ее было крайне возбуждено прибытием девушки‑испанки, а лучшим способом удовлетворить его — прийти и посмотреть своими глазами.
Но о чем же они говорили? Наверно, прежде чем говорить о Бобдиле, они успели обсудить еще кое‑что. Абул отдал бы много за то, чтобы избежать встречи Айки и Сариты, особенно такой встречи, инициатором которой был бы не он. Айка была слишком искусна в плетении интриг и могла как угодно использовать Сариту, учитывая ее неопытность в такого рода делах.
По всей видимости, она думала, что женщины в Альгамбре не имеют вообще никакого влияния.
Очень скоро обнаружит правду, только Абул предпочел бы, чтобы она сделала это открытие не раньше, чем он сумеет взять ее крепость.
— Тем не менее мне было не очень‑то приятно проснуться совершенно одной в незнакомом месте и никого не увидеть возле себя. А ваша жена была столь добра ко мне, что отвела меня назад в башню и по пути мы немного поговорили.
— О Бобдиле?
— О других вещах тоже.
— И что же ты рассказала о себе Айке?
Сарита немного подумала, прежде чем ответить.
— О, о себе совсем немного, гораздо больше я рассказала ей о людях из моего племени.
— А о том, как ты сюда попала?
— Ну, совсем немного.
Абул подумал, что Айка, конечно же, попыталась повлиять на нее и подорвать то доверие, которое, он знал, Сарита к нему испытывала.
— Что же все‑таки тебе сказала Айка о Бобдиле? — в его голосе Сарита уловила любопытствующие нотки. — Она очень любит ребенка.
— Как и большинство матерей.
— Она рассказывала тебе о своей безумной любви к сыну?
Сарите захотелось покончить с этой опасной, как ей казалось, темой.
— Она сказала мне немного, — Сарита прикрыла глаза и притворилась, что полностью поглощена музыкой.
— Но ведь она все‑таки сказала тебе, что я не позволю ей проводить время с Бобдилом?
Почему Абул так настойчив?
— Но она также сказала, что таков обычай вашего народа и что подобную разлуку ей как матери трудно вынести.
«Сыну тоже», — подумал Абул, но вслух этого не сказал. Он чувствовал необходимость как‑то объяснить свое поведение, почему? На этот вопрос он не мог бы ответить. Вряд ли он должен был отчитываться перед этим‑маленьким, темпераментным созданием!
— Бобдил — мой наследник, — сказал он, — уже в том возрасте, когда необходимо учиться некоторым вещам, знать которые нужно для того, чтобы вести себя правильно и управлять другими людьми мудро. А этим вещам он не может научиться у женщин.
— Но ведь есть та, такие вещи, которым могут научить только женщины и им ребенок тоже должен научиться.
— Среди твоего народа, может быть, — Абул почувствовал раздражение оттого, что она стоит на той точке зрения, на которой не стояла бы, разобравшись в той ситуации, в которой он находится. Но не зная истинного положения вещей, Сарита рассуждала об этом почти также, как Айка.
«Да, вероятно, Айка хорошо потрудилась над ней, — подумал Абул, — но среди нашего народа мальчик должен расти Подле своего отца, применяя меч и понимая слабость женщин».
Вряд ли что‑либо можно было ответить на это.
Абул ясно дал понять, что не потерпит противоположного мнения по этому вопросу. Внезапно Сарита почувствовала симпатию к Айке — симпатию, которая пересиливала недоверие, посетившее ее тогда, когда та описала ей позицию мужа по отношению к сыну. Конечно же, она лучше, чем Сарита, знала своего мужа.
Абул взял ее за руки. Утром в банях он обещал ей, что будет рядом с ней проводить долгие ночные часы. Вряд ли в теперешней атмосфере охлаждения он будет настаивать на этом, хотя все возможно.
Ведь образ мыслей калифа коренным образом отличается от ее собственного.
— Нет, — сказала она.
— Что нет?
— Я не пойду в постель.
Так вот о чем она думала? В данный момент Абул не желал продолжать уговаривать свою строптивую гостью. Ему необходимо было заняться Айкой — дела с ней и так зашли слишком далеко.
Глаза Сариты встретили взгляд Абула — он выглядел столь решительно, словно готовился к смертельной схватке.
— Ты что‑то устало выглядишь, пора тебе в постель.
— Нет, — ответила Сарита, думая только о том, как бы затянуть предстоящие события.
Абул улыбнулся и ущипнул ее за нос, как маленькую, — Ты пойдешь в постель, Сарита. Я не сказал, что иду с тобой, — она не успела до конца осознать сказанное им, как оказалась на диване. — Не думаю, что у меня есть силы для дальнейших сражений. Спи крепко, — он поцеловал ее в нос и ушел.
Сарита почувствовала одновременно и удивление и негодование. Он сделал из нее абсолютную дуру. В то же время, сознание того, что, наконец, она осталась одна, наполнило ее невыразимым блаженством. Она расстегнула платье и подошла к окну. Прохладный ветерок охладил ее кожу.
Ущелье внизу теперь не казалось зловещим, а предлагало путь к спасению. Снежные горные вершины манили, освещенные светом звезд.
Взгляд Сариты скользнул вниз. Да, это должно быть именно ущелье, никто не будет подозревать, что она исчезла таким путем, но как спуститься в него? Ей бросился в глаза дамасский шелк, в изобилии имевшийся на галерее. Изобретательный ум, конечно же, может найти в башне все необходимое для побега, но не сейчас. Сегодня она будет отдыхать и набираться сил. С этой мыслью Сарита юркнула под шелковое покрывало и ощутила счастье от того, что осталась одна. Одиночество было для нее роскошью. За окном запела птица. То был гимн свободе, и Сарита заснула.
