Лариса Кондрашова - Замужняя невеста
Девушка притаилась за углом, невидимая в темноте, — фонарь в руках одного из матросов освещал только толпу гребцов, понуро бредущих под окриками двух надсмотрщиков. Мари перекрестилась и метнула «звездочку» в того, что шел впереди. Никогда прежде ей не приходилось метать сюрикен в живого человека. Вообще во что‑то движущее. Но, как бы она ни волновалась, рука девушки не дрогнула.
Мужчина пронзительно вскрикнул. Еще один сюрикен вонзился в щеку другого надсмотрщика. То ли от неожиданности, то ли от страха тот упал навзничь, а фонарь в руке оставшегося невредимым матроса задрожал, и он стал беспомощно оглядываться — было непонятно, откуда исходит опасность.
Мари не могла метать сюрикены, как мсье Арно. У того они летали словно рой шмелей. Кроме того, здесь существовала опасность попасть не в того, кого нужно. Но у нее не было ни выбора, ни времени.
Леонид, надо отдать ему должное, живо сообразил, что это именно та суматоха, о которой его предупреждали, пятясь отделился от толпы и через мгновение перевалился за борт.
Мари удовлетворенно кивнула самой себе и легко взбежала наверх. Она едва не столкнулась с матросами, бегущими вниз на крики испуганных надсмотрщиков. Немного постояла, чтобы унять волнение, и подошла к своей госпоже со спокойным, но виноватым лицом.
— Ваше сиятельство, — нарочито подобострастно пролепетала она, — я все обыскала — нигде вашей сумочки нет. Может, вы сунули ее в дорожный мешок?
Она даже сделала вид, что собирается тут же открыть саквояж и искать пропажу.
Вообще‑то сумочки у Сони и не было. Кое‑какие мелочи она хранила в небольшом мешочке со шнурком, который соорудила ей Мари из кусочка бархата. Его она, конечно же, положила в саквояж.
— Мадемуазель Софи, пора идти! — поторопил ее Жан, понявший, что свое дело Мари сделала. — Лодка уже стоит у борта. Никуда ваша сумочка не денется. Даже если останется на судне в укромном уголке, Мустафа‑бей отдаст ее вам в следующий приход в порт.
Это он так шутил.
Капитан судна, как видно, не придавший значения каким‑то там крикам — для этого у него имелись свои люди, улаживающие подобные мелочи, — просто лучился радостью, провожая своих пассажиров. Кажется, тайком он с облегчением вздыхал. И конечно же, согласно кивал. Что за мелочи — сумочка, найдется. Да, в следующий приезд он привезет для госпожи такую сумочку, какой ни у кого из женщин больше не будет. Если только ее сиятельство соблаговолит назвать свой адрес в Барселоне.
Соня сделала вид, что слова капитана не расслышала. Она вовсе не испытывала желания видеть его еще раз.
Мустафа‑бей лично поддержал Соню за локоть, помогая сойти с трапа в лодку. А уже там матросы усадили ее на скамью со всей возможной почтительностью. Знали бы турки, какой вред нанесла им мадемуазель Софи, небось так бы не церемонились!
Но вот пассажиры расселись в лодке. Матросы дружно опустили весла в воду, и челнок стал быстро удаляться от корабля.
Через некоторое время лодка уткнулась в берег, один из матросов выскочил первым и подал руку Соне, Мари и Жану, для которого не сделал исключения. Наверное, матросы считали, что мужчины сухопутные, а тем более аристократы, ни на что не годны. Даже самостоятельно вылезти на берег.
— Счастливого пути! — крикнула вслед морякам Соня, на что один из них неразборчиво буркнул. Потом она повернулась к своим товарищам и спросила: — Ну и как мы теперь будем искать Леонида?
— Надо раздобыть фонарь, — решил Шастейль.
— И чем он нам поможет?
— Мы станем фонарем махать, и спасенный поплывет на огонь.
— А что, если у него просто не хватит сил доплыть до берега? — упавшим голосом вдруг сказала Соня и поежилась от собственного предположения.
— Будем молиться Всевышнему, чтобы сжалился над вашим другом и поддержал его силы.
— С одной стороны, хорошо, что мы пришли в Барселону вечером — в темноте лучше всего удаются побеги…
Соня сказала и смутилась: можно подумать, ей постоянно приходится эти самые побеги организовывать.
— А с другой, — докончила она начатую фразу, — в темноте так легко потеряться. Думаю, в любом случае Леонид станет грести к причалу как к единственному хорошо освещенному месту, так что размахивать фонарем не стоит. Если моряки с галеры продолжают беглеца искать, то человек, размахивающий фонарем, первым привлечет их внимание.
— Вам виднее, ваше сиятельство, — обиделся Шастейль; в последнее время Соня только и делает, что отвергает любые его предложения!
Но потом он подумал, что не должен обижаться на женщину, которая к тому же его верный и проверенный товарищ. Интересно, как бы он отнесся к подобному утверждению, скажи ему кто‑нибудь это каких‑нибудь полгода назад? Женщина — товарищ, а он всегда считал, что такого не может быть!
Они совсем недалеко отошли от причала и остановились на небольшой площади, хорошо освещенной уличными фонарями.
— Предлагаю немного постоять здесь, поговорить. Сделать вид, что наш разговор захватил обоих, — предложила Соня.
— Госпожа!
Видно было, что мысль, пришедшая в голову Мари, не дает ей возможности, соблюдая приличия, стоять и молчать. В конце концов, она Сонина служанка, а не подруга!
— Что ты хочешь сказать? — поинтересовалась та неохотно.
— Если ваш… соотечественник появится из воды в своей арестантской робе, да еще мокрый, он привлечет внимание служителей закона…
— Ты права, — спохватилась Соня; почему она прежде думает о соблюдении этикета, а не о том, что в настоящую минуту жизненно важно?.. — Вот, возьми деньги. Кажется, лавочка напротив все еще открыта и там торгуют одеждой. Купи длинный плащ и больше ничего, об остальном мы подумаем, когда очутимся наконец в особняке, купленном для меня неким доверенным лицом.
Они с Жаном с улыбкой переглянулись.
Мари ушла, а Соня с Шастейлем продолжали стоять на площади, оживленно разговаривая. То есть они говорили и улыбались друг другу, но время от времени кто‑то из них бросал осторожные взгляды по сторонам.
— Мадемуазель Софи! — позвала ее некоторое время спустя Мари.
— Что случилось?
— Он совсем не понимает по‑французски! — с досадой сказала девушка. — Я уж ему и на пальцах объясняла, и по‑всякому.
— Странно, что в портовом городе торговец не говорит на всех языках мира! — фыркнула Соня и предложила: — Сходи, Жан, вместе с Мари. Ведь ты хорошо знаешь испанский язык, а я почти не имела в нем никакой практики.
Едва Шастейль со служанкой отошли, как откуда‑то из‑за дерева Софью окликнули:
— Соня, я здесь!
— Слава Богу! — облегченно вздохнула она, незаметно приближаясь к тому месту, где прятался Разумовский. — Сиди пока, не высовывайся. Мои товарищи пошли в лавку купить что‑нибудь из одежды. Тебя не должны видеть в таких узнаваемых лохмотьях.
