Барбара Картленд - Прелестные наездницы
Он не заметил, как вздрогнула Кандида и на лице ее появилось выражение отвращения, но через секунду она уже забыла об этом, потому что они подъехали ближе к дому и она увидела сады.
Она пока еще не знала, что садам этим было несколько веков, а дом построен дедом лорда Манвилла в 1760 году, ровно сто лет назад. Сирень – фиолетовая, розовато-лиловая, белая; деревья в розовом цвету; лужайки, похожие на зеленый бархат, – все было результатом многолетнего заботливого ухода.
Парк, казалось, был освещен клумбами пылающих нарциссов, тянувшихся до самого озера и покачивающихся на легком ветру, кустами жасмина и золотым дождем прекрасных ярко-желтых цветов.
– Как вы можете вообще когда-нибудь уезжать из такого чудного места? – спросила Кандида.
– Ваши слова наводят меня на мысль, что надо чаще бывать дома, – ответил лорд Манвилл, и Кандида поняла, что на него тоже произвела впечатление весенняя красота поместья Манвилл.
Лошади подвезли их к парадному входу. Лакеи в бордовых ливреях поспешили к экипажу, чтобы помочь сойти Кандиде и поприветствовать своего хозяина.
– Рад вас видеть, Бейтсон, – сказал его светлость импозантного вида мажордому. – Все в порядке?
– Да, милорд. Мистер Адриан в библиотеке, позвать его? По-моему, он не слышал, как вы приехали.
– Нет, я сам найду его, – ответил лорд Манвилл. – Пойдемте, Кандида.
Он провел ее через внушительного вида холл с мраморным полом, статуями греческих богов в человеческий рост и стенами бледно-зеленого цвета. Затем они оказались в широкой галерее, на стенах которой висело множество прекрасных портретов.
Кандида и лорд Манвилл отразились в зеркалах нескольких позолоченных трюмо. Она подумала, как он высок и какой маленькой она кажется в сравнении с ним. Они шли быстрым шагом и молча. В конце галереи была двойная дверь красного дерева. Следовавший за ними лакей отстал, и его светлость сам открыл дверь. Они зашли в самую изумительную комнату, которую Кандида когда-либо видела. Стены от пола до потолка были заняты книгами – такими же яркими и красивыми, как и лепной с росписью потолок или дорогая мебель, стоявшая в комнате. В центре находился большой письменный стол, за которым сидел и писал что-то молодой человек с ниспадавшими на лоб белокурыми прядями.
– Добрый день, Адриан, – сказал лорд Манвилл. – Я хочу познакомить тебя с мисс…
Прежде чем он закончил фразу, его подопечный вскочил из-за стола, Гневно сверкая глазами.
– Я не потерплю этого, – сказал он. – Я знаю, к чему все это, и не собираюсь знакомиться с ней. Забери ее, уведи отсюда немедленно!
Он швырнул перо на стол и, подойдя к окну, стал спиной, глядя на залитый солнцем сад. Кандида уставилась на него в изумлении. Лорд Манвилл шагнул к столу.
– Адриан! – сказал он, и голос его был подобен удару хлыста. – Ты весьма обяжешь меня, если немедленно повернешься и позволишь мне представить тебя мисс Кандиде Уолкотт. Это мой дом, и пока ты здесь в качестве моего гостя, ты будешь должным образом вести себя с леди, которая почтила меня своим присутствием.
Голос лорда Манвилла, казалось, достигал самых отдаленных уголков огромной комнаты, и Адриан медленно и с очевидной неохотой повернулся и посмотрел на Кандиду.
Глава VII
Несколько мгновений Адриан пристально смотрел на Кандиду. Затем выражение его лица изменилось, и он с улыбкой пошел к ней от окна, бормоча:
– Примите мои извинения… Я не знал… Я думал, что вы…
– Адриан! – громогласно прервал его лорд Манвилл и добавил уже более спокойным тоном: – Кандида, позвольте представить вам моего немного странного и эксцентричного подопечного, мистера Адриана Раштона. Адриан – мисс Кандида Уолкотт.
Адриан поклонился ей. Кандида присела в реверансе. Затем после нескольких секунд неловкого молчания лорд Манвилл, подойдя к камину, сказал:
– Может быть, Адриан, ты потрудишься объяснить мне, почему тебя исключили из Оксфорда?
– Я попался, когда в два часа ночи влезал через окно, – ответил Адриан.
– Как неосторожно и легкомысленно с твоей стороны попадаться, – добродушно заметил лорд Манвилл. – Надеюсь, вечеринка стоила того? Или дама?
– Ни то, ни другое, – мрачным голосом ответил Адриан. – Я был один.
– Один?! – воскликнул лорд Манвилл. – Да что же, скажи на милость, ты мог делать один в два часа ночи?
Адриан не ответил, и его светлость продолжал:
– Ну а был-то ты где?
– Я был на кладбище, раз уж тебе непременно это надо знать, – ответил Адриан.
Лорд Манвилл недоверчиво уставился на него.
– Ты не устаешь удивлять меня, Адриан, – наконец заметил он. – Ну ладно, как бы то ни было, мы сможем обсудить это как-нибудь потом. Теперь же я буду весьма тебе обязан, если ты чем-нибудь займешь мисс Уолкотт. Я знаю, что управляющий ждет меня и, кроме того, еще с полдюжины людей непременно будут настаивать, чтобы я уделил им внимание после такого долгого отсутствия. Полагаю, вам, молодым людям, есть о чем поговорить.
Произнеся последние слова, лорд Манвилл вышел.
Кандида, скованная смущением, стояла в центре комнаты. Ее бледно-розовое платье и элегантная шляпка делали ее еще моложе. Адриан, однако, на нее не смотрел. Он не отрывал взгляда от двери, в которую только что вышел его опекун, и раздраженно произнес:
– Ну вот! Как это на него похоже! Если бы я сказал, что был на какой-нибудь попойке, разрубил часы на Оксфордской башне или переколотил половину стекол в колледже, он был бы в восторге! Или если бы я сказал то, что ему хотелось услышать, – что я был с какой-нибудь…
Тут он вдруг, похоже, осознал, с кем говорит. Слова так и замерли у него на губах, и он, в раздражении повернувшись к столу, накрыл чем-то лист бумаги, на котором писал, как будто Кандида могла что-нибудь прочитать.
– Может быть, это дерзко с моей стороны, – начала Кандида своим мелодичным голосом, – но мне очень любопытно было бы узнать, зачем вы были на кладбище?
– Вы действительно хотите это знать? – несколько агрессивно сказал Адриан. – Ну хорошо, я скажу вам. Я писал поэму.
Не ожидая, пока Кандида что-нибудь ответит, он продолжал тем же враждебным тоном:
– Ну а теперь смейтесь! Вы, конечно же, думаете, что это глупо и достойно презрения – делать что-либо подобное, в то время как я мог бы приволокнуться за какой-нибудь шикарной женщиной или напиться. Но тем не менее то, что я вам сказал, – правда.
Произнося последние слова, он так смотрел на Кандиду, будто готовился дать отпор какому-нибудь ее циничному замечанию или взрыву хохота.
– Но я прекрасно понимаю вас, – мягко сказала Кандида. – Когда пишешь поэму, ничего не замечаешь: ни времени, ни того, что тебя окружает, ни голода, ни усталости.
