Джулия Куинн - Мистер Кэвендиш, я полагаю..
Если он пытался погасить её любопытство, он выбрал не тот путь.
– Я хотела бы размять ноги, – сказала она, приклеивая на лицо свою излюбленную вежливую улыбку. Она использовала её с ним, по крайней мере, раз сто, но не делала этого с тех пор, как они начали узнавать друг друга. Она больше не была уверена, что улыбка будет срабатывать так же хорошо.
Он внимательно рассматривал Амелию в течение долго тянущейся минуты, явно расстроенный её спокойным поведением.
Как очаровательно, решила она. Она мигнула пару раз – ничего слишком кокетливого или банального, только несколько порханий подряд, как будто она терпеливо ждала его ответа.
– Прекрасно, – сказал он, таким смирившимся тоном, какого она не думала, что вообще когда–либо слышала от него прежде. Он всегда получал всё, что хотел. Зачем бы ему когда–либо чувствовать себя покорным?
Его выход сопровождался гораздо более мягким прыжком, чем обычно, затем он подал руку, чтобы помочь ей. Она изящно оперлась о неё и спустилась, остановившись, чтобы пригладить юбки и осмотреть гостиницу.
Она никогда не была в «Счастливом Зайце». Конечно же, она множество раз проезжала мимо него. Он был на главной дороге, и она провела бы всю свою жизнь, если бы не два сезона в Лондоне, в этой части Линкольншира. Но она никогда не заходила внутрь. Это был постоялый двор, и, таким образом, предназначалась, прежде всего, для путешественников, проезжающих через графство. И помимо этого, её мать никогда и ногой не ступила бы в такое заведение. К тому же, на пути в Лондон было только три гостиницы, которые она могла удостоить своим посещением, что в действительности делало путешествия несколько ограниченными.
– Вы часто приезжаете сюда? – спросила Амелия, беря его за руку, когда он предложил её ей. Было удивительно волнующе идти под руку со своим суженым, и не потому, что это было его обязанностью. Это почти походило, как будто они были молодой женатой парой, отправившейся на пикник только вдвоём.
– Я считаю хозяина гостиницы другом, – ответил он.
Она повернулась к нему.
– Правда? – До этого самого дня он был для неё герцогом, вознесённым на пьедестал, слишком изысканный для разговоров с простыми смертными.
– Так трудно представить, что у меня есть друг из низов? – спросил он.
– Конечно, нет, – ответила она, поскольку не могла сказать ему правду – было трудно вообразить, что он вообще с кем–либо дружит. Не потому, конечно, что он был недостоин. Как раз наоборот. Он был настолько величественен во всём, что нельзя было даже надеяться приблизиться к нему и произнести что–нибудь доброе или банальное. А не так ли обычно зарождалась дружба? В обычный момент, благодаря совместному использованию одного зонтика, или возможно двумя местами рядом друг с другом на ужасном музыкальном вечере?
Она видела, как люди вели себя с ним. Они лебезили и хорохорились и пытались завоевать его расположение, или же они стояли в сторонке, слишком запуганные, чтобы даже заговорить с ним.
Она действительно никогда не думала об этом прежде, но это должно быть довольно одиноко — быть им.
Они вошли в гостиницу, и, хотя Амелия из вежливости держала голову прямо, её глаза разбегались в разные стороны, пытаясь рассмотреть всё вокруг. Она не понимала, что её мать нашла такого отталкивающего; всё выглядело достаточно представительным для неё. Пахло тут на самом деле восхитительно : пирогами с мясом, корицей и ещё чем–то, что она не могла разобрать – что–то острое и сладкое.
Они направились туда, где должен был располагаться бар, и их немедленно поприветствовал владелец гостиницы, который выдал:
– Уиндхем! Второй день подряд! Чему обязан твоему позолоченному (прим. перевод. Отсылка к принадлежности Уиндхэма к палате лордов(иначе называемой Gilded Chamber–позолоченная комната) обществу?
– Заткнись, Глэддиш, – пробормотал Томас, подводя Амелию к барной стойке. Чувствуя, что очень risqué (фр. рискует), она села на табурет.
– Ты пил, – выговорил владелец гостиницы, ухмыляясь. – Но не здесь со мной. Я уничтожен.
– Мне нужен Бэддиш, – сказал Томас.
Это действительно имело не больше смысла, чем редиска, подумала про себя Амелия.
– Мне нужно представление, – возразил владелец гостиницы.
Амелия усмехнулась. Она никогда не слышала, чтобы кто–либо говорил с ним в такой манере. Грейс была близка… иногда. Но ничего похожего на это. Она никогда не нашла бы в себе столько смелости.
– Гарри Глэддиш, – сказал Томас, раздраженный в высшей степени тем, что приходится танцевать под чью–то дудку, — могу я представить леди Амелию Уиллоуби, дочь графа Кроулэнда.
– И твою невесту, – пробормотал мистер Глэддиш.
– Очень приятно познакомиться, – сказала Амелия, протягивая руку.
Он поцеловал её, что заставило девушку усмехнуться.
– Я ждал встречи с вами, Леди Амелия.
Она почувствовала, что её лицо просияло.
– Правда?
– С тех пор … Ну, чч–чёрт побери, Уиндхем, как давно мы узнали, что ты помолвлен?
Томас сложил свои руки на груди, выражая всем своим видом скуку.
– Я знал об этом с тех пор, как мне было семь.
Мистер Глэддиш повернулся к ней с дьявольской улыбкой.
– Тогда и я узнал, когда мне было семь. Мы одного года.
– Тогда вы достаточно давно знаете друг друга? – спросила Амелия.
– Всю жизнь, – подтвердил мистер Глэддиш.
– С тех пор, как нам было три, – исправил Томас. Он потёр свою переносицу. – Бэддиш, если можно.
– Мой отец был помощником старшего конюха в Белгрейве, – сказал мистер Глэддиш, полностью игнорируя Томаса. – Он вместе учил нас верховой езде. Я был лучшим.
– Он не был.
Мистер Глэддиш наклонился вперед:
– Во всём.
– Не забудь, что ты женат, – огрызнулся Томас.
– Вы женаты? – сказала Амелия. – Восхитительно! Вы должны посетить нас в Белгрейве, как только мы поженимся. – Она отдышалась, чувствуя себя почти легкомысленно. Она никогда не предвосхищала их совместную жизнь с такой уверенностью. Даже теперь она не могла поверить, что она была столь смелой, чтобы сказать такое.
– Ну конечно, с удовольствием, – сказал мистер Глэддиш, давая Томасу что–то вроде взгляда. Амелия задавалась вопросом, неужели он никогда не приглашал его к себе.
– Бэддиш, Гарри, – почти прорычал Томас. – Сейчас же.
– Он пьян, вы знаете, – доложил ей мистер Глэддиш.
– Уже нет, – ответила она. – Но был. Весьма. – Она повернулась к Томасу и усмехнулась:
– Мне нравится ваш друг.
– Гарри, – сказал Томас, – если ты не поставишь Бэддиш на этот прилавок в течение следующих тридцати секунд, Бог мне свидетель, я сровняю это место с землёй.
