Мэри Хупер - Падшая Грейс
Грейс взяла в руки шитье. Она вышивала крохотную картинку, используя человеческие волосы и работая такой тонкой иглой, что понимала: если она положит иглу на стол, то найти ее уже не сможет. На картинке должен быть изображен могильный камень под плакучей ивой; потом вышивку поместят в золотую рамку и ее можно будет носить как брошку. Заказчица хотела, чтобы на камне было вышито полное имя ее покойного супруга, но миссис Победоноссон объяснила ей, что это невозможно: мужчину звали Вильям Вилкинс-Буайе-Хейг, и даже если мастерице удалось бы его вышить, буквы были бы такими маленькими, что ничего нельзя было бы прочитать.
Прежде чем приступить к работе, Грейс оглянулась, снова невольно восхищаясь размерами империи Победоноссонов. Через стеклянную дверь она видела вход в мастерскую, где изготавливали гробы и где плотники работали, сгрудившись вокруг резчика по металлу, наносившего текст и виньетки на медные или (последнее настоятельно рекомендовалось для особо разборчивых клиентов) серебряные таблички. Справа находилась новая мастерская с длинной скамьей, где миссис Победоноссон, выяснившая, какой доход можно получить от «вечных» цветов, учила нескольких девушек делать украшения из бессмертника. Со двора доносился грохот молотков каменотесов, придающих нужную форму надгробиям, а за их мастерской размещалась кузница, где работали кузнец со своими подручными. Совсем рядом, справа от того места, где сидела Грейс, была лестница, ведущая вниз, к огороженной прохладной территории, известной как «приемная Господа Бога», где — хотя чаще всего умерший оставался дома, среди родных и близких, — всегда лежали одно-два тела, ожидая похорон. В первую неделю работы Грейс на Победоноссонов две белошвейки, завидуя ее внешности и решив, что благодаря красоте Грейс отобьет у них всех ухажеров из числа мужской прислуги, заперли ее в комнате с покойниками на всю ночь, надеясь, что с ней случится истерика. Однако Грейс присмотрелась к трупам и выяснила, что ей совершенно нечего бояться двух старушек, почивших тихой смертью, после чего просто легла на пол и уснула. Кроме того, конюхи и помощники кузнеца не увлеклись ею, потому что она не принимала участия в их забавах и предпочитала держаться обособленно. Грейс всегда помнила о том, что она — падшая женщина.
Наконец Грейс осторожно вдела волосок в иголку, поставила табурет так, чтобы на работу падало как можно больше света из крошечного окошка, и начала вышивать, кладя очень аккуратные, расположенные близко друг к другу стежки, формируя на ткани ствол ивы. Листики она вышьет крошечным цепным стежком, а монолит надгробия — швом «назад иголка». Слава Богу, что миссис Победоноссон отговорила заказчицу от того, чтобы написать на могильной плите имя покойного! Кроме того, скорбящая вдова уже обзавелась двумя плетеными браслетами из волос мужа и портретом, написанным маслом после его смерти. «Конечно, — думала Грейс, — таких сувениров хватит кому угодно».
На работу у нее ушла большая часть дня, но ближе к вечеру, когда Грейс закончила вышивку для будущей броши, ей дали следующее задание: вышить инициалы покойника на ткани, которая позже станет подушкой в гробу. Вышивать белой нитью на белой ткани было не так трудно, как работать с человеческим волосом, но инициалы ВВБХ были довольно-таки крупными, и, когда наступила ночь, а свеча почти догорела, шитье белым по белому становилось все более трудоемким, и Грейс начала от всего сердца молиться о том, чтобы имена других покойников не начинались с таких сложных букв.
Второе задание она закончила вскоре после восьми часов вечера. Обычно в это время Грейс спускалась в кухню, чтобы разогреть себе супу, съесть кусок хлеба с сыром, или — если она особенно сильно уставала — шла в комнату, которую делила с Джейн, и, умывшись и сделав необходимые приготовления, засыпала. Однако в этот вечер, чувствуя необходимость прогуляться после стольких часов, проведенных взаперти, Грейс вышла из дома Победоноссонов, намереваясь пройтись до Эджвер-роуд, подышать туманным воздухом и полюбоваться транспортом, движущимся в шумном, свистящем, кричащем, ржущем хаосе.
Пока она стояла и смотрела, закрученная вокруг арки паучья сеть из дорог оказалась забита (что случалось довольно часто) и абсолютно все транспортные средства остановились. Рядом с Грейс притормозил красивый экипаж; запряженные в него четыре лошади нервно переступали копытами, их дыхание в холодном воздухе превращалось в клубы пара. На запятках кареты и на козлах, рядом с кучером, расположились лакеи в пурпурных ливреях, на каждом из углов крыши висели медные лампы, а сама карета была такого сверкающего черного цвета, что Грейс увидела свое отражение. На двери также висело какое-то украшение, и Грейс, заинтересовавшись, наклонилась к нему, чтобы рассмотреть получше. Увидев изображение щита, а по бокам от него — льва и единорога, Грейс догадалась (и сердце у нее учащенно забилось), что перед ней — герб королевской семьи.
Она изумленно выпрямилась и посмотрела в окно. Ей удалось заметить самую известную в мире королевскую чету: королева Виктория и принц Альберт (Грейс ни секунды не сомневалась в том, что это именно они, поскольку всю свою жизнь восхищенно разглядывала их дагерротипы и портреты) сидели друг напротив друга в обитой парчой карете. Виктория, похоже, разглядывала что-то, лежащее у нее на коленях, а принц Альберт скучающе смотрел в окно на темные улицы.
Грейс встретилась взглядом с принцем и моментально присела в реверансе. Когда она выпрямилась, то залилась румянцем, заметив, что он благосклонно кивнул ей в ответ и даже милостиво улыбнулся. Не зная, что еще следует делать, она опять склонилась в реверансе, но не успела она выпрямиться, как затор рассосался и королевская карета покатила дальше.
Сердце Грейс отчаянно билось. Какое красивое, благородное лицо! Неудивительно, что королева, по слухам, околдована им.
* * *Несколько дней спустя Грейс надела свою черную униформу и собралась отправиться на великолепную церемонию — похороны мелкого дворянина, для которого она уже успела хорошенько потрудиться: достопочтенного Вильяма Вилкинса-Буайе-Хейга.
Недавно вошедшее в моду кладбище Кенсал-Грин, недалеко от станции Пэддингтон, было разбито с большим тщанием и вкусом, словно парк, и предлагало аккуратные и элегантные аллеи, по которым летними выходными днями совершали променад посетители, желающие полюбоваться восхитительными статуями и навестить своих усопших родных и близких.
Грейс, вместе с тремя другими наемными скорбящими, прибыла в крытой повозке, обогнав основную похоронную процессию. Выйдя на центральной аллее, девушка стала с восторгом рассматривать целый ряд недавно возведенных роскошных мавзолеев, а также разнообразные скульптуры. Впрочем, труп усопшего должен был упокоиться не в мавзолее, а в катакомбах под большой часовней с колоннами, поэтому мистер Победоноссон отвел четырех наемных участников процессии под пол и расставил их в коридоре так, чтобы отметить путь, по которому будет двигаться гроб к месту своего окончательного расположения. Грейс досталось самое дальнее от входа место — у возвышения, на котором будет лежать тело.
