Джиллиан Брэдшоу - Наследник Клеопатры
Цезарион вспомнил Родопис, в которую он влюбился, когда им обоим было по шестнадцать лет. Ее смех звучал так красиво – весело, свободно и непринужденно, у нее были такие лучистые глаза и красивая грудь. Но она была рабыней, и, когда его мать застала их спящими в одной постели, Родопис продали на невольничьем рынке. «Я очень сожалею, – сказала ему Клеопатра, когда он пришел к ней весь в слезах, – но ты же знаешь, что это повредит твоему здоровью».
– Да, мне следует избегать женщин, – с горечью в голосе ответил Цезарион.
– Святая мать Изида, какая страшная участь!
Ему показалось, что Ани еще что-то сказал. Он хотел было переспросить его, но египтянин уже ушел.
Цезарион не помнил, как он уснул, но, очнувшись от забытья, увидел, что Ани снова рядом. Головокружения уже не было, да и сознание достаточно прояснилось. Он понял, что лекарство, которое ему дал доктор, перестает действовать. Однако же, как сразу заметил Цезарион, боль не стала сильнее по сравнению с тем, как это было утром.
– Арион, – явно волнуясь, обратился к нему египтянин. – Мне нужна твоя помощь.
«Да уж, конечно, – с кислой миной на лице подумал Цезарион. – Ты ведь намерен использовать меня».
– Архедам пригласил меня на ужин, – продолжал Ани. – Ужин по греческому обычаю. Мне нужно надевать гиматий?
В первую секунду Цезарион даже растерялся и не нашелся, что сказать ему в ответ. У него в голове не укладывалось, как можно разбудить человека, чтобы задать такой ничтожный вопрос. Но египтянин с такой тревогой смотрел на него, что Цезарион понял: для Ани этот вопрос совсем не пустяковый, поскольку караванщик, взявший на себя роль настоящего хозяина, был совершенно сбит с толку этим приглашением. Это одновременно и удивило, и порадовало Цезариона: Ани, возможно, и наблюдательный, и умный, и сильный, но ему далеко до благородных манер, и он сам это прекрасно понимает. У Цезариона мелькнула шальная мысль, а не ввести ли ему неотесанного мужлана в заблуждение, чтобы тот выставил себя в дураках, но тут же отбросил ее. Нет, он не может этого сделать. Ани, который постоянно повторяет, что он должен ему по гроб своей жизни, прав: египтянин действительно спас его.
– Который час? – спросил Цезарион.
– Сейчас? Где-то два часа до заката.
– Да нет! В котором часу ужин? Когда он начинается?
– Ух... Через час.
– Сколько будет гостей?
– Я не знаю точно. Архедам сказал, что пригласит Клеона, капитана «Благоденствия».
– Кого?
– Капитана корабля «Благоденствие»! Святая Изида! Это человек, от которого зависит все мое предприятие! Я хочу, чтобы он принял меня как партнера, а не просто как покупателя!
– Вряд ли Архедам пригласит лишь двух человек, – рассудительно заметил Цезарион. – Вы будете возлежать, и в таком случае получится дисбаланс. Слишком рано для неофициальной встречи, но уже достаточно поздно для званого обеда. Скорее всего, за ужином будет шесть человек и подадут три блюда. Тебе нужно надеть хороший гиматий, а вот венок приносить не следует.
Похоже, Ани разволновался еще больше.
– О боги! Значит, ужин будет официальный? Мне нужно облачиться в длинный гиматий? Ох уж эти тряпки, чтоб им пусто было! У меня никогда не получалось надеть их так, чтобы они красиво свисали. Ты сказал, что мы будем лежать? Мне придется есть лежа, завернувшись в кусок ткани?
Цезарион привстал с постели. У него слегка кружилась голова, но в целом он чувствовал себя сносно.
– Неси гиматий, – приказал он. – Я покажу тебе, как его надеть.
Через три четверти часа караванщик, выслушав многочисленные наставления Ариона и облачившись в неудобный длинный гиматий, двинулся в путь.
А Цезарион, уставший, недовольный собой, снова лег, думая о том, что благодаря ему египтянин не окажется в глупом положении. Он не заметил, что этим вечером между ним и Ани установилась некоторая гармония.
Один из погонщиков – Имутес, который был помладше, – принес в палатку миску с бульоном. Он поставил еду возле головы Цезариона, задержался на некоторое время у его постели и, нахмурившись, ушел.
– Я дал ему бульон, – чуть слышно сказал он отцу, не отходя от палатки.
– Хорошо, – отозвался Менхес. – Но если он дал хозяину дурной совет, то пусть у него случится заворот кишок.
И сын, и отец – оба говорили на египетском просторечии. Цезарион подумал, догадываются ли они о том, что он может подслушать и понять их. Греки, которые жили в городах, обычно не знали народного диалекта. Однако царица выучила язык своих подданных – первая во всей династии – и заставила своего сына тоже овладеть им. Он взял в руки миску с бульоном и с опаской понюхал его. С виду бульон выглядел вполне безобидно и даже имел приятный запах. Бульон как бульон, подслащенный немного медом.
– Зачем это хозяину понадобилось спрашивать у молодого грека, как правильно ужинать? – спросил Имутес.
Судя по звукам, которые доносились снаружи, отец и сын собирались ужинать прямо возле палатки.
Менхес сплюнул, а точнее громко харкнул, и плевок с характерным шумом хлопнулся о песок.
– Тебя ведь греки никогда не приглашали? Обычно египтян они не жалуют, даже таких, как хозяин Ани. У этих греков свои правила: как сидеть, как жевать, как держать и какой рукой. Если человек всего этого не знает, они уже думают, что он, мол, грязный крестьянин. Они придумали все эти правила, чтобы отличаться от всех остальных. Никакой грек не захочет водиться с египтянином как с другом или партнером.
– Ты думаешь, что хозяину не удастся наладить с ним дело? – В голосе юноши слышалось явное разочарование.
– Да лучше, чтобы и не получилось! – угрюмо ответил Менхес.
– Что плохого в том, что хозяин станет богатым купцом? – запротестовал Имутес. – Он честно нажил свое добро и тратит деньги только в том случае, когда это необходимо.
Какое-то время Менхес молчал. Потом, бросив на сына серьезный взгляд, спросил:
– Тогда почему он нанял только нас, да еще со своими верблюдами, когда на самом деле ему нужен был еще один человек и по меньшей мере еще три верблюда?
– Потому что он не хотел иметь дело с Сисоем, – ответил Имутес, немного сбитый с толку.
– А почему же он не хотел иметь с ним дело?
– Потому что Сисой – блудливая скотина, – не раздумывая ни секунды, выпалил Имутес.
Менхес расхохотался.
– А кроме этого?
Сын не нашелся, что сказать ему в ответ.
– Все дело в том, сынок, – самодовольно улыбаясь, произнес Менхес, – что Сисой служит Аристодему. Если бы хозяин пошел к нему за верблюдами, Аристодем тут же смекнул бы, что задумал Ани.
– И что с того? – пожав плечами, спросил Имутес. – Аристодем не собирался вкладывать деньги в товар. Во всяком случае, в этом году. Какое ему дело до того, какие планы у хозяина?
