Наталия Орбенина - Сказочник
Матрена помогала барышне приготовиться к купанию. Ангелина отчего-то передумала и расположилась неподалеку на пледе. Софья с охами и ахами вошла в воду и, содрогаясь, окунулась.
– Чудесно! Ангелина, чудесно! Вода совсем не холодная!
– Вот и славно! Но я, пожалуй, нынче воздержусь. Может, завтра.
Пока девушка резвилась в воде, Матрена стояла на берегу с огромной простыней, чтобы тотчас же обтереть барышню. Филиппыч хромал по берегу, стараясь не подходить близко, чтобы не смущать барышню. Правда, девушка выросла на его глазах. Когда-то он даже помогал покойной барыне купать ребенка, стоял с ведром горячей воды подле ванны.
Ангелина Петровна встала с пледа и тоже принялась ходить около пруда, собирая цветы в траве. Наступила полуденная жара, Ангелину разморило, а с этим пришла снова тоска и слабость. Она подняла голову к небу и смотрела на облака, в ее глазах все еще светилась печаль.
– К Богу, к Богу, барыня, взовите! Он один утолит наши печали! – раздалось рядом. Филипп Филиппыч, хоть имел деревянную ступню, а подошел, как ей показалось, бесшумно.
– Ох, Филиппушка! Ничего-то мне не помогает! Знаешь, наверное, ведь я чуть смертный грех не совершила! А все от чего? Любовь ушла, осталась я без любви, как без воздуха! – И Ангелина села прямо на траву, не думая, что останутся зеленые пятна на светлом. Раньше бы она никогда не позволила себе подобного.
– Коли дозволите сказать, что мне на ум приходит, так я полагаю, что любовь деваться никуда не может. Бог и есть любовь. Значит, она везде, только мы ее по-разному видим. Когда молод, так ясное дело, любовь только и чудится, что к телу прижать да крепко поцеловать. А когда годы-то проходят, то понимаешь, что любовь – она помаленьку везде. Ты к ней только присмотрись, и найдешь, и собирай, собирай, как ягодки в корзинку. К цветочкам, к птичкам, к небушку. Вот так потихоньку и копи в себе радость и любовь. Но вперед всего себя любить надобно! Ведь Господь Бог нас сотворил по образу своему и подобию, вот и возлюби Господа в себе! Нельзя себя не любить, грешно! Давай себе радость помаленьку, каждый день. Оно и понятно, что каженный день небось ничего не случается. Оттого и важно увидеть радость с самой малости и радость эту принести себе и пролить бальзам на душу! Вот и будет правильно, по-божески. Вот и будет тебе снова любви целое море-океан. Возлюби жизнь и себя возлюби в жизни ентой!
Ангелина с изумлением слушала Филиппа Филипповича, как если бы перед нею ученую речь произнесла вдруг дворовая собака. А Филиппыч покачал седой головой, повернулся, хотел было уже пойти прочь, как натолкнулся на свою жену. Софья и Матрена Филимоновна уже шли от пруда и тоже услышали слова Филиппыча.
– Да что ты тут такое разглагольствуешь? – напустилась на мужа Матрена Филимоновна. – Твое ли дело барыне советы давать! Тебя забыли спросить! Ступай-ка да принеси плед и корзину!
Смущенный резкой отповедью, Филиппыч потрусил прочь.
– Господи помилуй, он у вас что, неужто книжки умные читает? – изумилась Толкушина. – А я полагала, что он и вовсе неграмотный.
– Нет, матушка, он грамоту знает, в церковной школе учился, книжек вроде как и не читает, да у него память хорошая. Где что услышит, умные люди говорят, вот он и пересказывает, – фыркнула Матрена, думая, что муж своими неуместными словами оскорбил Толкушину. – Простите его, Христа ради, дурака. Я ему скажу, чтобы язык свой за зубами держал, да надеру седые вихры. Ишь, выдумал, проповеди читать господам! – Матрена подбоченилась и уже представила себе, как лупцует своего ненаглядного мужа, которого только третьего дня не могла дождаться.
– Нет, нет, он не обидел меня, Матрена. Совсем наоборот. В его словах, мне кажется, я услышала то, что не могла понять. Да, кажется, я поняла…
Ангелина Петровна сорвала травинку и закусила ее.
– А что, Соня, говоришь, вода теплая? Пожалуй, действительно надо искупаться!
Глава девятнадцатая
Если у вас болит голова и дерет горло, то это признак простуды. Если скрипят и болят коленки, то подагра, если тяжело в груди и болит сердце, то грудная жаба. Если тошнит – съел чего-то несвежего. А если сердце колотится, в животе тепло, голова слегка кружится и невозможно заснуть, и все это при виде или при воспоминании о некоем человеке? Это признаки какого заболевания?
Софья и не заметила, как Нелидов занял все ее помыслы. Нет, конечно, она думала о нем и раньше, иногда даже позволяла себе немножко помечтать. Но то были мечты сродни мечтаниям о полете на Луну. Нелидов всегда казался ей далекой недоступной звездой. И вдруг она в его доме. И вдруг он рядом каждый день, и каждый день она видит внимательного и заботливого хозяина дома, гостеприимного и радушного. Да, он по-прежнему немного печален, иногда угрюм, но все чаще на его лице мелькает нечто светлое. В глазах зажигается нежность, когда он разговаривает с ней. Или ей это мерещится, или это просто вежливость воспитанного человека, под крышей которого временно живут дамы? Она ловила себя на мысли, что ей хочется смотреть на него бесконечно. И почему она раньше не примечала, что он удивительно красив? Нет, конечно, она и раньше это видела. Но только теперь она поняла, что это совершенно необычная красота. Когда смотришь на тонкий фарфор, сквозь его нежную поверхность пробивается свет. Так и тут, изнутри Феликса, как ей казалось, струился некий особый свет. Он притягивал ее, таких мужчин она не встречала никогда. Она только грезила о подобном, и вот мечта стала явью.
К тому же Нелидов позволил гостье пользоваться огромной библиотекой, доставшейся ему в наследство от дяди, а также своими книгами, которые он собирал в Германии. И девушка погрузилась в мир сказки. Немецкие, французские, норвежские, английские. Они поразили ее. Незнакомые образы, сюжеты будоражили ее воображение. Софья стала понимать, откуда рождалось творчество самого Нелидова. Это еще больше заин-триговало девушку. Она оказалась посвященной в великую тайну рождения литературного произведения. Ее допустили в святая святых, в мастер-скую гения – посмотреть, из каких кусочков рождается шедевр. От этих мыслей у нее просто голова шла кругом. Ей нестерпимо хотелось говорить с Нелидовым об этом, но она не смела, полагая, что нелепо и нетактично лезть в душу художнику с досужими и любопытными расспросами.
«И как вам пришло в голову подобное?»
«А что вы чувствовали, когда писали то-то и то-то?»
К тому же она смущалась и боялась показаться малообразованной, чего-то не знающей. Ей, учительнице, подобное подозрение было смерти подобно. И она продолжала читать и впитывать в себя этот мир, волшебный, чудесный мир, в котором жил Он, ее принц. Она жаждала познать этот таинственный мир, чтобы приблизиться к Нему, понять Его. Погружаясь в сказочные дебри, Софья в какой-то миг вообще перестала отличать реальность от вымысла, Нелидов стал казаться ей действительно неземным существом, волшебником, магом, который околдовал ее, сразил своими чарами.
