Наталия Орбенина - Сказочник
Белла подошла совсем близко и посмотрела на литератора широко раскрытыми глазами. Еще миг, и она готова была обвить его своими руками, как змеями. Она даже попыталась сделать это, но Нелидов отшатнулся.
– Вот забавно! – Кобцева натужно рассмеялась. – Ты словно испугался. Неужто Толкушина? Так знай, я все равно его оставлю. Если не теперь, то очень скоро.
– Надоели миллионы? – осторожно спросил Нелидов.
– Надоела страсть увядающей плоти. – Она вся передернулась от отвращения. – Вот видишь, я скоро стану выражаться, как ты, высоким слогом. Хочешь, чтобы Толкушин вернулся к жене? Обещаю тебе! Он вернется, но тогда ты приди ко мне!
– Белла, ты либо пьяна, либо больна!
– Не отказывай мне, милосердный спаситель! Будь героем до конца! – и Изабелла преградила ему путь к отступлению. – ну что, каков торг, а! – в глазах ее горел озорной огонь, волосы разметались, она была чертовски хороша в этот миг и так же чертовски пошла.
– Хорошо, вероятно, вероятно, я… – смешался Нелидов, пытаясь выиграть время и собраться с мыслями. Но его тело предало его в то же мгновение. На секунду он и впрямь возжелал эту порочную женщину, да так, что во рту пересохло и помутилось в голове. Горячая кровь билась в висках, а плоть изнывала от желания. Он глубоко вздохнул и отступил на безопасное, как ему показалось, расстояние.
– Ты просто дашь мне знать, когда придешь. Пускай это будет… это будет букет бледно-зеленых орхидей, перевязанных золотой лентой. В квартире не будет никого, слышишь, совершенно никого. Ни Толкушина, ни прислуги. Вот тебе ключ от черного хода. Ты войдешь сам. И найдешь меня в спальне.
Видя растерянное лицо Нелидова, Белла решила, что она победила, настигла его, как хищник жертву, и крепко поцеловала в губы. Он вздрогнул всем телом, и Белла приняла это за конвульсию страсти.
Маленький холодный ключ ящерицей скользнул в карман сюртука. Изабелла проводила гостя к дверям, сама отворила и вышла проводить его на лестницу.
– Помни же, бледно-зеленые орхидеи, перевязанные золотым бантом. Да не потеряй ключ!
Нелидов пошел вниз, словно в тумане, не видя и не слыша ничего вокруг, иначе бы он точно обратил внимание на быстрые и легкие шаги впереди себя, ниже на два пролета лестницы.
Глава восемнадцатая
Софья ожидала возвращения Нелидова с большим волнением. Поэтому, когда он поведал ей о безрезультатности его миссии, она погрузилась в печаль. На ее глазах рухнул целый мир, мир дружной, любящей и богобоязненной семьи. Если такие браки терпят крах, если такие жены, как Ангелина, оказываются отвергнутыми, то где искать идеал? Да и есть ли он, стоит ли тогда вообще желать семейного счастья? Любить так отчаянно, а потом, когда эта любовь уходит, а она все-таки не вечна, ничего, ровным счетом ничего не остается! Выжженная пустыня, безжизненный песок. Зачем, зачем тогда любить? Отдать себя всю, чтобы потом искать утешения на дне Фонтанки? О нет, этот вопрос сродни вопросу зачем вообще жить! Ведь жизнь и есть любовь!
Софья совсем измучилась в поисках ответа, да спросить было не у кого. Ангелина, верный собеседник, пребывала будто в ином мире. Оно и понятно, человек одной ногой побывал в могиле, да почти добровольно, такое кого хочешь с ума сведет!
Нелидов тоже находился в крайне задумчивом состоянии духа. Он коротко поведал дамам о том, что имел невразумительные и неприятные разговоры и с Беллой, и с Толкушиным. Что теперь делать, непонятно. Ведь переезд во флигель не принесет облегчения, потому что этот самый дом, куда Ангелина Петровна так не хочет возвращаться, будет прямо тут, перед окнами. То есть будет лишь видимость отсутствия в нем, а это только усугубит ее страдания. Нет, тут нужен иной выход.
– Вот что, милые дамы! – вдруг хлопнул себя по лбу Нелидов. – а не поехать ли вам вместе со мной в Грушевку? Место глухое, уединенное. Вам там будет очень покойно. Дом большой, места вокруг для прогулок чудесные. Одно плохо, прислуги мало, да это не беда. Вот Матрену Филимоновну возьмете и еще кого пожелаете, для вашего удобства.
– Ах, это просто чудесно! – Софья искренне обрадовалась и захлопала в ладоши.
– Да можно ли молодой барышне одной в доме постороннего мужчины пребывать? – прогудела недовольно Матрена, находившаяся подле больной.
– Отчего же одной? – искренне удивился Нелидов. – Замужняя дама и ее подруга с няней, разве это неприлично? К тому же разве я посторонний человек, если я знаком с госпожой Толкушиной уже несколько лет? И потом, я думаю, что все это пустое, ненужное теперь. Ведь главное, чтобы Ангелина Петровна могла покинуть Петербург и найти укромное и безопасное место, чтобы немного прийти в себя, не так ли, дорогая моя Ангелина?
Нелидов дружески протянул руку спасенной им женщине, и она ответила слабым пожатием бледной руки и едва заметной улыбкой.
Имение Грушевка и впрямь оказалось глухим местом, далеким от дорог и человеческого многолюдья. Большой старый дом требовал ремонта, все скрипело и стонало. Темные стены, большие, плохо освещенные комнаты, полные книг, рукописей, картин. В комнатах стояла старая мебель, еще николаевских времен. Диваны, кресла, стулья с высокими спинками, обтянутые темной кожей и зеленым бархатом. Строгие, почти суровые, они предполагали, что сидеть на них надобно чинно-благородно, с прямой спиной и высоко поднятой головой, а вовсе не развалясь как-нибудь в небрежной позе. Ножки стульев, кресел и столов украшали львиные лапы, мощные и свирепые, но вместе с тем чрезвычайно изящные. В гостиной стоял столик, который сразу привлек внимание Софьи. Небольшой круглый столик из темно-коричневого дерева. Его столешница покоилась на изогнутой спине дракона, который лапами с когтями упирался в пол, а взметнувшиеся крылья поддерживали столешницу. Хищная голова дракона устремляла на вошедшего взгляд недобрых глаз, а из раскрытой пасти высовывался длинный острый язык. Не хватало только огня! Девушка дивилась, с каким чувством, с каким искусством создал мастер этот маленький шедевр. И таких удивительных предметов в доме Софья обнаружила немало. Разнообразные статуэтки из бронзы, дерева, кости и фарфора, которые долгие годы собирал прежний владелец дома. Особенно интересными показались старинные немецкие фарфоровые фигурки, изображавшие то животных, спящих или играющих, то любовные парочки в роскошных костюмах, то разных подмастерьев с орудиями своего труда. Но главное богатство дома – это, конечно, многочисленные книги, толстые фолианты, громоздившиеся на полках от пола и до потолка. У Софьи закружилась голова, когда она попыталась прочитать все названия на одной из полок. Многие были на немецком, французском, и английском языках, на латыни, греческом. Дядюшка Нелидова был полиглот и большой книгочей.
