Марта Киркланд - Рубиновое ожерелье
Желаю вам успеха в поисках работы, — сказала Эмелайн, — но здесь, в этом доме, никому не нужен лакей.
— Понятно, ваша светлость, — протянул Брофтон. Он осмотрел Кордию с головы до ног, медленно и внимательно, а затем обратил свое внимание на Эмелайн.
— Сдается мне, что во всем доме сейчас только вы и эта юная мисс, — сказал Брофтон. — Что-то я не вижу мужчин поблизости.
В его голосе слышалась насмешка, будто ему доставляет удовольствие сама мысль, что его слова могут напугать кого-то. Эмелайн сразу вспомнила историю, которую рассказывала Ханна. О том, как Брофтон избил дворецкого.
Лишь бы Брофтон не понял, как сильно она желает, чтобы он поскорее ушел! Главное — не обнаружить свой страх перед ним. Эмелайн гордо подняла подбородок и сказала по возможности твердо:
— Кто сейчас в доме и кого нет, это вас не касается. Единственное, что вам надо знать, это то, что дом принадлежит мне. Убирайтесь отсюда немедленно!
Эмелайн увидела, как сузились от злости глаза Брофтона.
— Никто не посмеет меня выгнать, миледи, — сказал Брофтон. — А если что, так я могу…
— Нет.
Если бы Эмелайн не знала, что Брофтон отъявленный бандит, то, пожалуй, оставила бы его в доме на ночлег. Но она знала.
— Не заставляйте меня браться за оружие, — сказала Эмелайн. — Пистолет у меня всегда заряжен и лежит на ночном столике. Да-да! Это пистолет моего отца. Конечно, мне не хотелось бы стрелять, тем более в человека, который раньше здесь работал, но я это сделаю без малейших колебаний, если вы немедленно не покинете дом.
Лакей не двигался.
Тогда Эмелайн повернулась и спокойно пошла в свою спальню.
— Я ухожу! — крикнул лакей. Он весь скривился и сильно сжал кулаки, будто хотел задушить ее.
Круто повернувшись, он пошел по коридору в сторону кухонной двери.
Но Эмелайн остановила его.
— Вон туда, — показала она на входную дверь. — Я хочу убедиться собственными глазами, что вы правильно выполнили мой приказ.
Как только дверь за ним закрылась, Эмелайн подобрала юбки, чтобы не запутаться в них, быстро сбежала вниз и задвинула засов.
— Пойдем!
Она схватила за руку Кордию. Они побежали вместе по коридору. Затем вниз, по каменным ступеням, на кухню. Эмелайн не останавливалась. Она бросилась к задней двери и тоже закрыла ее на засов. Прислонившись спиной к толстой дубовой двери, Эмелайн едва дышала.
— Ты… ты просто молодец, — сказала Кордия. — Такая смелая, такая бесстрашная!
Все еще с трудом дыша, Эмелайн покачала головой:
— Мне было ужасно страшно.
— Я не могу в это поверить! Утверждаю, что я не знала, как избавиться от этого страшного человека. Но ты знала, как это сделать. И я понятия не имела — добавила Кордия, — что ты держишь оружие в своей спальне.
— Оружие? Не говори глупости.
Удивлению Кордии не было предела.
— Но ты сказала ему, этому жуткому мужчине, что у тебя на столике лежит заряженный пистолет. Ты сказала, что это пистолет твоего отца.
— У моего отца, — объяснила Эмелайн, — в жизни никогда не было пистолета. Отец не носил оружия. Единственная опасная вещь, которую он постоянно носил с собой, это его молитвенник семнадцатого века. Отец очень любил эту книгу и часто цитировал из нее молитвы, которые, уверяю тебя, были так скучны, что от них можно было помереть.
На следующий день Кордия и ее служанка отправились к леди Бьючемп на Пэл-Мэл. Они ушли из дома едва ли не за пять минут до того, как Лайам прибыл на Гросвенор-сквер. Эмелайн вздохнула с облегчением, когда молодая леди уехала.
Ей не хотелось портить встречу с Лайамом разговорами о том, как весьма странным образом Вернон Брофтон проник в коридор. Эмелайн знала, что должна сообщить об этом Лайаму рано или поздно. Но она и Кордия обсуждали это дело чуть ли не всю ночь, а потом снова утром, так что в конце концов Эмелайн устала говорить на эту тему. Она хотела развлечься.
На ней была неброская желтая пелерина, надетая поверх простого золотистого дорожного платья — такой обманчиво-простой костюм только что появился в магазине мадам Жюльенн, и Эмелайн знала, что выглядит очаровательно. Ей не хотелось портить столь ответственный момент. Ничто не должно мешать ее удовольствию. Всего пять минут прошло с тех пор, как уехала его сестра, и вот Лайам появился в Сеймур-хаусе.
Лайам вошел в гостиную и увидел Эмелайн, которая сидела на красивой кушетке и великолепно смотрелась в своем новом платье. Оглянувшись и обнаружив, что Эмелайн в гостиной одна, Лайам остановился, чтобы насладиться и самой сценой, и очаровательной леди в этой сцене.
Леди была прекрасна! По-другому невозможно было сказать о ней. Хотя все с той же своей обычной прической — волосы заплетены в пышную восьмерку, но золотистые локоны блестят, будто живые. Желтая накидка очень идет к карим глазам Эмелайн, которые лучатся теплым и сильным светом, словно два великолепно подобранных драгоценных камня. Но все его оценки и сравнения кончились сами по себе, когда он взглянул на ее губы. Полные, чувственные, будто шелковые, ее губы были здорового розового цвета, блестящие. Эмелайн заметила его взгляд и улыбнулась. Он почувствовал волнение, ему захотелось подойти и обнять ее. Он еле сдерживался — так ему хотелось поцеловать эти блестящие улыбающиеся губы. Поцеловать так, чтобы с них сорвался вздох удовлетворения.
Но, конечно, Лайам не мог этого сделать. Она была такое нежное создание! Добрая, нежная мисс из деревни, совершенно не знающая о том, как соблазнительно она выглядит. Так соблазнительно, что он сгорает от желания. И она даже еще более наивная, чем его сестра. Эмелайн, наверное, все еще верит, что молитвами можно достичь своего счастья.
Даже зная, что он не должен так делать, Лайам продолжал смотреть на нее. Он смотрел на улыбку в ее глазах, на необыкновенно честное и открытое лицо. Да она просто очаровательная!
И он даже не мог ей сказать, как она прекрасна, потому что воспитанные леди считают неприличными такие глупые комплименты.
— Мадам, — сказал он, поклонившись, — вы настолько же очаровательны, насколько пунктуальны.
К его удивлению, в глазах Эмелайн вспыхнули лукавые искорки.
— Что за странная комбинация комплиментов, сэр! Какой же из двух мне считать более ценным?
— Несомненно, последний, мэм, — ответил шутливо Лайам. — Я не хочу быть обвиненным в том, что с легкостью дарю комплименты.
— Что касается этого, — сказала она, затрепетав ресницами, — то, пожалуйста, умоляю вас, дарите свои комплименты. Я знаю, что леди не должны нравиться комплименты, но мне они почему-то очень нравятся!
«Что за странная игра?» — подумал Лайам. Он невольно улыбнулся. Впрочем, он и раньше находил Эмелайн весьма забавной. Но только вчера ему пришла в голову мысль, что с Эмелайн он чувствует себя моложе. Он будто тот молодой человек, каким был еще до войны.
