Гуиллермо Гланк - Девушка по имени Судьба
— Вот как! А от меня скрыла, — обиженно сказала Мария. — Она давно уже перестала воспринимать меня как подругу и сестру.
— Нет, это не так! — уверенно заявила Асунсьон- Виктория любит тебя. Вы нужны друг другу. Поезжай к ней. Не надо копить обиды.
— Да, ты права, спасибо тебе, — сказала Мария. — Я поеду к Виктории, попрошу у нее прощения, и мы опять станем сестрами.
Но благим намерениям Марии не суждено было осуществиться: Виктория наотрез отказалась встретиться с сестрой, хотя настоятельница монастыря эту встречу и разрешила.
— Я не могу ее простить, не могу! — пояснила свой отказ Виктория матери-настоятельнице.
Из монастыря Мария поехала прямо на квартиру к Хименесу, надеясь узнать какие-либо новости о судьбе Энрике. Однако Мартина сказала ей, что Хименес напился с горя, оплакивая гибель друга — сержанта Муньиса.
Мария упала как подкошенная, потеряв сознание.
Испуганная Мартина позвала на помощь Эулохию, да и Хименес враз протрезвел, помогая женщинам привести в чувство Марию. Когда она очнулась, он рассказал ей то, что услышал в гарнизоне: Энрике геройски погиб в бою.
Мария еще несколько часов провела в доме Эулохии — не в силах двигаться, не в силах что-либо говорить.
А в это время Гонсало вернулся в Санта-Марию и первым делом разыскал Бенито.
— Ты нашел Муньиса?
— Нет, — ответил Бенито, самодовольно усмехаясь. — Но вы можете быть спокойны: сержант Муньис отдал жизнь за Родину. Героем оказался! Ха-ха-ха!
— За покойника стоит выпить! — тоже рассмеялся Гонсало. — Пусть земля ему будет пухом.
Ободренный такой новостью, он поехал к Маргарите, которая уже несколько дней жила в новой квартире, снятой для нее Эрнеста Сантьяго, и самозабвенно предался любовным утехам.
Лишь поздно вечером переступив порог дома Оласаблей, Гонсало узнал, что Мария уехала в «Эсперансу».
— Она совсем перестала со мной считаться! — разгневался он, но тут же увидел Марию, входящую в гостиную.
— Папа, я вернулась! — бросилась она к отцу, и это также больно ранило Гонсало.
— А мужа ты, похоже, даже не заметила? — произнес он язвительно.
— Перестань, Гонсало, сейчас не время для ссор, — устало молвила Мария.
— Согласен, ссоры ни к чему, но объясниться нам все же следует, — строго сказал он.
Обрадовавшись возвращению дочери, Мануэль тихо вышел из гостиной: пусть супруги останутся наедине, им есть о чем поговорить после разлуки.
Он не мог знать, какая злоба кипела в душе Гонсало и какая боль сжимала сердце Марии. Теперь, когда Энрике погиб, ей надо было думать о ребенке и вновь налаживать жизнь с Гонсало.
— Ты прав, нам надо объясниться, — сказала она. — Жизнь оказалась к нам слишком суровой, послав такие страдания…
— Говори проще и яснее, — прервал ее Гонсало.
— Да что тут неясного? Я поссорилась с Викторией, она ушла в монастырь.
— И тебе все понятно в ее поведении? — удивился Гонсало. — По-моему, это бред какой-то.
— Не суди ее, она глубоко несчастна, — сказала Мария. — И я несчастна… Но Господь послал мне ребенка. Нашего ребенка, Гонсало!
Такого поворота событий он не ожидал. И такой наглости не ожидал от Марии. Подумать только — путалась с сержантом, спала с ним на конюшне, как последняя шлюха, а теперь без зазрения совести заявляет: «Наш ребенок»!
Боясь не сдержаться и не убить на месте эту лживую, подлую женщину, Гонсало без каких-либо объяснений покинул дом и всю ночь провел у Сантьяго, выпив не одну бутылку виски.
— Она хочет подсунуть мне этого солдатского ублюдка! — с трудом ворочая языком, то и дело повторял он. — Считает меня полным идиотом. Нет, я убью ее!
— Не теряй голову, Гонсало, — пытался вразумить его Сантьяго.
— Я потерял ее давно, еще когда влюбился в эту мерзавку и потаскуху, — отвечал тот. — А теперь мне ничего не остается, как уничтожить ее!..
Глава 15
С первых же дней пребывания Виктории в монастыре ее уединение стремилась нарушить чрезмерно общительная сестра Хуанита, подходившая к окошку и соблазнявшая новенькую скромными монашескими радостями — прогулками по саду, вкусной пищей, сладким ягодным ликером.
Виктория поначалу просто отмахивалась от Хуаниты, а потом, немного придя в себя и присмотревшись к ней, прямо спросила:
— Зачем ты здесь? Тебе ведь ни к чему эта монашеская жизнь. Мне так кажется.
— Я здесь не по доброй воле. Меня упек сюда отец, — грустно молвила Хуанита. — Он не хотел, чтобы я выходила замуж за Мартина — вдовца, человека хорошего, работящего. Отца не устраивало, что Мартин значительно старше меня.
— Но ты-то его любишь? — спросила Виктория.
— Да я бы жизнь отдала за то, чтоб хоть минуту побыть рядом с ним! Мартин приходит сюда в последний день каждого месяца и часами стоит у забора. А мое сердце разрывается здесь от боли. Так что этот дом Господен стал для меня сущим адом.
— Зачем же ты терпишь? — изумилась Виктория. — У тебя есть любовь, взаимная! Этим надо дорожить. Если бы тот, кого люблю я, хоть раз пришел сюда, ничто бы меня не удержало в этой келье! Ты должна бежать со своим Мартином, вот что я знаю твердо.
— А ты?
— У меня другая ситуация. Меня никто не любит по-настоящему. Я никому не нужна и хочу забыть свое прошлое. Может, Господь сжалится надо мной и даст мне это забвение.
На следующий день Хуанита сбежала из монастыря, а Виктория во время очередной молитвы вдруг потеряла сознание и, очнувшись, сочла это за благословение Господне.
— Я готова принять обет, — сказала она матери- настоятельнице. — И как можно скорее.
— Что ж, надеюсь, это осознанное решение, — одобрительно молвила та. — Но прежде ты должна исповедоваться, чтобы все твои мирские страсти остались в прошлом.
Виктория в общих чертах рассказала все, что произошло с нею накануне, и настоятельница благословила ее.
Когда же ей принесли письмо от Марии, в котором та сообщала о гибели Энрике, Виктория порвала его, не читая:
— Мои сестры — здесь, в монастыре. А там, за его пределами, у меня нет сестры.
Отоспавшись у Сантьяго и на трезвую голову поразмыслив над своим будущим, Гонсало вновь вынужден был обуздать расшалившиеся нервы и до поры до времени отложить сведение счетов с Марией. Попросив у нее прощения за несдержанность, он пообещал, что отныне будет если не образцовым, то, по крайней мере, внимательным и заботливым мужем.
Затем они с Марией объявили домочадцам о будущем ребенке, Мануэль и Доминга прослезились от счастья, и в доме наступила видимость мира и благополучия. О Виктории старались вслух не говорить, надеясь, что вскоре и она образумится — вернется в лоно семьи.
