Гуиллермо Гланк - Девушка по имени Судьба
Торопливость, с какой Асунсьон возвращалась домой после помолвки Виктории, объяснялась просто: Шанке! Асунсьон не была уверена, дождется ли он ее в имении. Ведь не зря же он упомянул об их социальном неравенстве — понимая, что беззаботная дружба, связывавшая их в детстве, сейчас невозможна.
И уж тем более невозможна любовь, вспыхнувшая в глазах обоих, как только они встретились после долгой разлуки.
Так наверняка считал Шанке, и потому Асунсьон боялась, что он предпочтет уехать, не дождавшись ее возвращения. Но сама она вовсе не хотела терять этого человека! Да, общество осудит ее за столь дерзкий поступок, ну и что? Асунсьон давно уже научилась жить без оглядки на общество, доверяясь только собственному разуму и сердцу. А несколько дней, проведенных в дороге и в общении с племянницами, лишь укрепили ее решимость побороться за свою любовь.
Но приехав в «Эсперансу», она не застала там Шанке. Вирхилио пояснил, что индейцы вступили в бой с солдатами и краснокожий табунщик тотчас же устремился на помощь своим соплеменникам.
— Он ничего не просил передать мне? — спросила Асунсьон.
— Нет, сеньора! — с нескрываемым удовольствием ответил Вирхилио, и это заставило Асунсьон заподозрить нечто неладное. Не мог Шанке уйти вот так, не передав ей хотя бы несколько слов, не такой он был человек.
— Индейцам ни в чем нельзя доверять, это опасные люди, — упивался Вирхилио возможностью досадить хозяйке.
— Шанке — мой друг! — строго напомнила ему Асунсьон, — И прошу не забываться. Держи свои расистские взгляды при себе!
Затем она позвала к себе Браулио — конюха, доброго и рассудительного человека, который давно был дружен с Шанке. Асунсьон надеялась, что Браулио расскажет более подробно, с каким настроением уходил Шанке, но он сам был встревожен:
— Насколько я знаю, Шанке не собирался уходить до вашего приезда. Он это говорил Вирхилио, когда тот пытался его выгнать отсюда. Вирхилио был в ярости, и я боюсь…
— Когда ты в последний раз видел Шанке? — прервала его Асунсьон, которой и без того были понятны опасения Браулио.
— Вчера вечером.
— Идем искать Шанке! — тотчас же распорядилась она. — Седлай лошадей!
Шанке они нашли неподалеку от имения, в овраге — избитого, полумертвого.
Асунсьон сразу поняла, чьих это рук дело, и не поверила Шанке, сказавшему, что его понесла лошадь.
— Это тебя-то? Такого виртуозного наездника? — упрекнула она Шанке. — Браулио, помоги мне поднять его и отвезти в имение.
— Отвезите меня в мой лагерь, — с трудом выговаривая слова, попросил Шанке.
— Нет, я сама тебя выхожу! — решительно заявила Асунсьон.
Вирхилио похолодел, увидев, как госпожа привезла домой Шанке — живого! Проклятый индеец почему-то не умер, хотя Вирхилио и его сообщники были уверены, что оставили в овраге труп.
— Ты, кажется, испугался? — спросила Асунсьон, пристально глядя в глаза Вирхилио,
— Да, зрелище ужасное, — выдавил из себя тот, кивнув на окровавленного Шанке. — Что с ним?
— Несчастный случай. Так мне объяснил сам Шанке, — с вызовом ответила Асунсьон. — Но ты можешь не волноваться: Шанке будет жить в моем доме, и я сумею поставить его на ноги! А ты занимайся своими обычными делами.
У Вирхилио отлегло от сердца. Он поспешил на конюшню, сжимая кулаки в бессильной злобе.
Хулиана, которой Асунсьон еще в Санта-Марии рассказала о своих чувствах к Шанке, искренне обрадовалась, что госпоже удалось найти своего возлюбленного пусть и тяжелораненым, но живым. Однако и она не удержалась от замечания:
— Все же, мне кажется, вы слишком рискуете: зачем надо было отдавать ему лучшую комнату в доме?
— Я готова отдать ему свою жизнь, а ты говоришь о какой-то комнате! — ответила Асунсьон.
Когда Мария приехала в «Эсперансу», Шанке уже немного оправился от ран, хотя и был еще очень слаб. Склоняясь над ним бессонными ночами, Асунсьон открыто говорила о своей любви и, услышав ответное признание, почувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. С какой уверенностью она убеждала Шанке, что расовые предрассудки — чушь, если есть любовь! Ему хотелось в это верить, но он не представлял, как индеец и белая женщина могут объединить свои жизни, вступить в брак.
— Не думай сейчас об этом, — сказала Асунсьон. — Главное, что мы любим друг друга. А потом обстоятельства подскажут, как нам поступить. Во всяком случае, я готова согласиться с любым твоим решением и пойти за тобой, куда скажешь.
Приехавшей племяннице она представила Шанке как своего возлюбленного, с которым намерена идти рука об руку всю жизнь.
Мария была потрясена смелостью и решимостью Асунсьон. Вот достойный пример, как надо бороться за свою любовь! А она, Мария, смалодушничала, смирилась с ситуацией, надеялась ужиться с Гонсало — даже теперь, когда умерла мать, и эта жертва уже ни к чему…
— Я во что бы то ни стало разыщу Энрике! — сказала она Асунсьон. — На коленях буду просить его о прощении. Не сомневаюсь, что он поймет меня и простит. Мы еще сможем быть вместе!
— Что ж, я рада за тебя, — поощрила ее намерения Асунсьон. — Ты, наконец, стала взрослой.
— Да, я на многое теперь смотрю иначе, — согласилась Мария. — И все же не могу понять Викторию. Как она посмела не отдать мне записку Энрике, помешать нашей встрече?!
— Прости ее, Мария. Она сама давно влюблена в Энрике.
— Что? Ты знала это? — изумилась Мария. — И молчала?
— Виктория открыла мне свою тайну накануне помолвки, — пояснила Асунсьон. — Помнишь того таинственного незнакомца, в которого она влюбилась с первого взгляда, — «генерала ее мечты»? Так вот это и был Энрике.
— Боже мой! — схватилась за голову Мария. — Значит, Виктория полюбила Энрике еще раньше, чем я?
— Да. И можешь представить, как она страдала, скрывая свое чувство и способствуя твоему побегу с Энрике!
— Теперь мне все ясно. Как же я была несправедлива к Виктории! Что же мне делать?
— Поезжай в монастырь, — посоветовала Асунсьон. — Поговори с ней.
— Да, конечно, — неуверенно молвила Мария. — Но почему ж она не сказала мне, что Энрике вернулся?! Не могу ей этого простить.
— Виктория знала, что ты ждешь ребенка. Я думаю, поэтому, — высказала предположение Асунсьон. — К тому же, увидев Энрике, она могла просто забыть обо всем на свете, кроме своей любви.
— В том числе и об Адальберто, — с осуждением добавила Мария.
— Адальберто лишь помогал ей избежать замужества, которого требовал от Виктории отец. Их помолвка была мнимой. Виктория мне в этом тоже призналась.
— Вот как! А от меня скрыла, — обиженно сказала Мария. — Она давно уже перестала воспринимать меня как подругу и сестру.
