Мишель Ловрик - Венецианский бархат
Смущенный проявлением подобного внимания со стороны знати, Иоганн весь день чувствовал себя не в своей тарелке. Венделин, запинаясь, повторял слова брачного обета, глядя на свою новую жену такими глазами, словно она была Вифлеемской звездой. Свадебного путешествия не планировалось, поскольку присутствие новобрачного требовалось в fondaco. Иоганну нездоровилось: что-то застряло у него в горле, и он практически не мог есть. Силы его таяли, и он просто не мог обойтись без брата. После двух дней, проведенных с Люссиетой в уединении их нового жилища, утомленный, но счастливый, Венделин вернулся к работе, сполна вкусив супружеских удовольствий.
Итак, братья Шпейеры, сами толком не осознавая, какой груз взвалили на свои плечи, взялись за дело и положили начало новой традиции, обучая венецианцев секретам быстрого книгопечатания.
Глава третья
…Брачные узы соединяют все создания. Взгляните на быков, что покрывают своих жен мощными бедрами, Блеющих овец, что забиваются в прохладную тень вместе с баранами, Или на озеро, звенящее от гортанного любовного клекота лебедей. Богиня любви запрещает певчим птичкам Закрывать свои клювы. Соловей выводит свои трели на тополе, Выражая в музыке саму сущность любви…
Свадьба прошла слишком быстро. Слова были сказаны раньше, чем вы ощутили их вкус на губах. И ваша душа не успевает вслед за ними, заходясь в крике.
– По-одождите! – взывает она. – Подождите! Я еще не знаю, куда пристроить это событие в своем сердце. Оно может разорваться.
Итак, мы наконец-то обвенчались в Сан-Джакометто в десять часов утра. Церемония была скромной и быстрой. С моей стороны пришли отец и мать; со стороны моего мужа – только Иоганн и его новая жена Паола. Она должна стать моей подругой (хотя я не представляю, как смогу подружиться с ней, потому что Паола покрывает лицо лаком, так что выражение его разобрать невозможно). И еще писец Фелис Феличиано, который оделся так пышно, словно сам был женихом.
Acqua alta[61] засвидетельствовала нам свое почтение. В обморочной сырости полузатопленной церкви Иоганн надрывно кашлял на протяжении всей церемонии. Мне это совсем не понравилось, потому что каждый новый приступ кашля кровного родственника заставлял моего супруга тревожно морщиться. А Паола, похоже, ничего не замечала, ни разу не предложив Иоганну помощь или хотя бы носовой платок.
Я оглянулась назад, на открытый вход церкви. Снаружи ворковали сизо-черные, как виноград, голуби, а над рыночными лотками, словно свадебные знамена в лучах яркого солнца, поднимались красочные запахи всевозможных специй.
Когда приходит время сказать самые важные слова в жизни, вы говорите мало. Вы просто вслушиваетесь в чужие слова о Боге, престоле, столах и домах, повторяя: «Да, согласна» и «Да, беру», – а потом произносите свое имя и его, и все кончено, и закон соединил вас на всю жизнь.
А потом вы стоите, немая и растерянная, на собственном празднестве, а все вокруг поздравляют вас, но их auguri[62] доносятся до вас, словно с дальнего конца подземного туннеля, пока наконец вы (к счастью) не удаляетесь в комнату, где ваша плоть сливается с его плотью.
Я благодарю Господа за это.
Во рту у меня всего лишь простой язык, но, говорю вам, наша любовь заставляет звезды светить днем. Эта любовь идет на ходулях и достигает небес… и хотя завершается каждый акт любви всегда одинаково, но великолепие и пышность его исполнения неизменно разнятся, словно рассвет и закат.
Отныне мы неразделимы. Даже когда он уходит на работу, а я начинаю заниматься женскими делами, нам достаточно хотя бы на мгновение закрыть глаза, чтобы почувствовать себя вновь в своей постели, и весь день складывается, словно коробка, ведя нас навстречу друг другу с разных концов города.
Делать быстрые книги совсем не просто. Я точно знаю, что труднее всего заставить работать мужчин нашего города, настолько они любят дремать и предаваться мечтам. Большинство товаров сами плывут к нам по морю, от нас не требуется ровным счетом никаких усилий, необязательно шевелить и пальцем, не говоря уже о руке. Словно у анемоны, цветущей под водой, все необходимое само течет к нам в рот!
Словом, то, что мужу удалось найти работников, которые до зарезу ему нужны, можно счесть не иначе как благословением Божиим: иногда мне кажется, что он должен создать здесь, в Венеции, маленький немецкий мир, который тикает безостановочно и ровно, словно заморские часы.
* * *Новое искусство механического книгопечатания требовало человеческих рук.
Венделин и Иоганн пошли по улицам Венеции, заходя в выставочные залы, мастерские, книжные лавки и студии в поисках нужных людей, которые могли бы им помочь.
В определенном смысле новое печатное дело почти ничем не отличается от прежнего, порождавшего рукописи: сначала приходит идея, которая потом наполняется содержанием. Поэтому Венделин и Иоганн принялись искать редакторов. Причем, зная о тщеславии ученых-схоластов, братья настаивали на том, что им требуются лишь те, кто способен отбирать утонченные и изысканные манускрипты, исправлять накопившиеся ошибки переписчиков и сочинять заманчивые и привлекательные вступления, равно как и рассыпаться в цветистых благодарностях будущим благородным покровителям.
К ним хлынул поток соискателей, из числа которых они отобрали Джероламо Скуарцафико, запойного приверженца классицизма, и филолога Джорджио Мерулу.
Затем они наняли Бруно Угуччионе, достойного молодого человека из Дорсодуро, который должен был помогать старшим редакторам. Его кандидатуру предложил писец Фелис Феличиано, настоявший на том, чтобы фон Шпейеры непременно встретились с его протеже. Бруно привел с собой на ознакомительную беседу своего старого друга Морто, ныне золотых дел мастера. Он справедливо предположил, что братья-немцы найдут применение ловким пальцам Морто, но, самое главное, юноша лелеял надежду, что в чужеземном предприятии рядом с ним будет работать хоть один знакомый человек.
Был уже вечер, когда Бруно и Морто подошли к stamperia. Летний день выдался на редкость прохладным, хотя солнце давным‑давно должно было высушить росу. Посему на улицах до сих пор не выветрился запах моря. Даже в полдень листья не отбрасывали тени и, поникшие, лежали на камнях, словно слезы, упавшие много часов назад. Городские собаки думали дважды, прежде чем поднять хотя бы одну лапу: это требовало слишком больших усилий. Солнце оставалось пятнышком расплавленного стекла в небе, ожидая, пока на него обратит внимание вселенский стеклодув. Плотников-венецианцев, занятых сооружением столов и полок для обустройства stamperia, охватило непреодолимое желание вздремнуть. Они зевали во весь рот и самозабвенно потягивались, словно до сих пор нежились в своих постелях.
