Лаура Кинсейл - Звезда и тень
Руки Сэмьюэла дрожали. Потом он встал на ноги. Он был выше, сильнее, но в горле словно застрял какой-то комок, мешающий дышать.
— Извини, — пробормотал он.
— Что? — парень поставил руки на бедра.
— Извини, — закричал Сэмьюэл. Парень ухмыльнулся.
— O'кей!
Он протянул руку. Сэмьюэл не шевельнулся, но парень взял его за плечи, чтобы отвести к школе. Пройдя два шага, Сэмьюэл оттолкнул его руку, сел в траву и закрыл лицо ладонями.
Один из учителей что-то кричал с крыльца. Парень побежал к школе. Когда Сэмьюэл вошел в класс, учитель появился следом и спросил, не болен ли он.
Сэмьюэл тяжело вздохнул и сказал:
— Нет, сэр.
Учитель положил руку ему на лоб.
— Ты немного вспотел. Иди посиди на улице несколько минут. Вилсон, принеси воды.
СэмыоВл отодвинулся, не желая, чтобы его касались.
— Все в порядке, — сказал он, забыв прибавить «сэр».
Все посмотрели на него с любопытством.
Белые рубашки ребят в темноте классной комнаты казались бледными мотыльками в густом папоротниковом лесу.
Когда Сэмьюэл днем поднялся на Танталус, его все еще трясло.
— Болен? — спросил Дожен.
Мальчик поднял резец, который назывался «номи». Ему было стыдно рассказать Дожену обо всем. Он не хотел, чтобы тот знал о его другой жизни, да и не было слов, чтобы объяснить, что произошло там, на школьном поле.
— Нет, Дожен-сан, у меня все в порядке. Дожен взял резец у него из рук.
— Ты лгать мне, Самуа-сан. Весь болен, не тело. Слово, которое он использовал рядом с именем мальчика (как множество японских слов, совмещающих тысячу значений), значило «я люблю тебя, я сильнее, мудрее, старше, я позабочусь о тебе, Сэмьюэл».
— Я не хочу больше возвращаться в школу. Дожен продолжал обрабатывать ножку стула.
— Почему?
— Я не люблю других мальчиков, — он сцепил руки и глубоко вздохнул.
— Драться с тобой?
Сэмьюэл хотел, чтобы они просто дрались с ним. Он бы хотел убить их всех, а больше всего, парня из красных маек, который лежал на нем, тяжело дыша. Впервые за долгoe-долгое время Сэмьюэл вспомнил о песне, о темной воде, полной крови. Дожен никогда не заговаривал о песнях, мальчик уже перестал ждать, а затем забыл о них. Но теперь он знал, что Дожен учил его, показывал ему, как петь песни без слов: телом, руками, разумом.
— Нет, Дожен-сан, я не дрался.
— Иди сюда.
Сэмьюэл поднял голову, подошел к верстаку. Дожен отложил резец, аккуратно стряхнул стружки в ящик. Затем встал и изо всех сил ударил ладонью мальчика по лицу. Тот с трудом удержался на ногах, опершись руками о верстак. Он увидел, что Дожен вновь заносит ладонь, и попытался укрыться за лавочкой.
Сквозь слезы Дожен казался ему сверкающей тенью среди других теней. Щека ныла. Было не так уж больно. За время своего обучения Сэмьюэл ушибался намного больнее, но тело его дрожало, он инстинктивно отступил, когда размытое изображение вновь шевельнулось.
Дожен… Дожен ударил его… Предательство казалось таким неожиданным, что Сэмьюэл потерял способность что-либо понимать.
Японец шагнул к нему, и мальчик вновь вздрогнул. Ему казалось, что что-то важное потерпело крах, разрушилось прямо у него на глазах, а затем восстановилось и исчезло, взяв с собой какую-то часть Сэмьюэла и оставив неизгладимое чувство пустоты.
Ему казалось, что он видит себя со стороны. Слезы, бегущие по щекам, пот, струящийся по подбородку и оставляющий темные пятна на его рубашке.
Дожен теперь не пытался подойти ближе. Тот, второй, наблюдающий со стороны Сэмьюэл подумал, что Дожен удивлен, хотя на лице этого не было видно. Опустошенный же Сэмьюэл стоял и плакал.
— Самуа-сан, — подал голос Дожен. Сэмьюэл отступил.
Дожен посмотрел на него, затем вернулся к своему верстаку. Укрепил доску, начал пилить.
— Я расскажу тебе историю, — сказал он на японском. — Все японские мальчики знают ее, но, возможно, другим мальчикам она неизвестна. Ты должен услышать ее сейчас. История эта об ученике, который хотел научиться владеть мечом, решил найти самого великого мастера. Ему указали дорогу, и он направился в горы. В конце концов он нашел гробницу, а рядом хижину ветхого отшельника. Этот отшельник и был мастером, самым умелым бойцом. «Я пришел, чтобы научиться владеть мечом», — Дожен изобразил, как ученик торжественно объявил о своих намерениях. «Сколько времени потребуется, чтобы овладеть этим искусством?» Отшельник ответил: «Десять лет». Ученик был разочарован. «А если я буду работать „усердно, учиться в два раза быстрее?“ На это мастер ответил: „Двадцать лет“.
Дожен расстелил кусок материи на коленях, поставил на них заготовку. С помощью резца он начал вырезать спинку стула. Пока он говорил, ни разу не оторвал взгляд от резца.
— Ученик решил не спорить, только попросил взять его на обучение. Но мастер не давал ему никаких заданий, кроме как принести хворост, убрать в хижине, приготовить еду. Не оставалось даже времени на упражнения с мечом. Прошел год, и ученик почувствовал, что ждать больше не может. «Мастер, — потребовал он, — когда мы начнем тренировки? Неужели я для тебя только раб?» Но мастер ничего не ответил, и ученику пришлось довольствоваться тем же, что он и делал, только с каждым днем он становился вес злее. Однажды он стирал одежду, подумывая о том, чтобы оставить этого сумасшедшего, но тут на него обрушился мощный удар палки. Упав на землю, он увидел над собой мастера. «Учитель, — закричал он, — я только стирал вашу одежду! Я делал нужную работу. Почему вы ударили меня?» Но мастер ничего не ответил. Ученик не мог понять, что он сделал не так, но решил работать еще лучше.
На следующий день он усердно колол дрова, и тут мастер ударил его опять. Удар был столь силен, что ученик упал на землю. «За что ты наказываешь меня?» — спросил ученик. Но мастер только молча посмотрел на него, без тени гнева на лице. Ученик стал подумывать вновь об уходе. Этот старик сумасшедший! Ученик стал наблюдать за ним, и когда тот в следующий раз занес палку, то сумел отклониться, хотя ему пришлось для этого скатиться в овраг.
После этого нападения участились, но ученик избегал удары, в конце концов он начал понимать, что же происходит. Но лучше ему не стало. Чем удачнее он избегал удары, тем с большей неожиданностью мастер их наносил. Он подкрадывался к ученику, когда тот спал, когда он мылся. Ученик думал, что сойдет с ума, но постепенно его чувства так обострились, что ему почти всегда удавалось увертываться от ударов. Но они продолжались, тысяча ударов в любое время, в любом месте, а однажды, на четвертый год, ученик склонился над костром, готовясь высыпать овощи в котел, и тут мастер атаковал его со спины. Ученик просто схватил крышку котла, парировал его удар и продолжал свое дело.
