Соня Пелтон - Тайное сокровище
А сейчас появился еще этот человек с золотистыми глазами. Чего он хочет? Представляет ли он опасность? Может, он один из людей Дрого?
Гвендолен спрашивала у аббатисы, кто такой Дрого, и та ответила, что это барон-грабитель. Почему имя негодяя засело в памяти? Что этот Дрого хочет от нее? Почему пытается добраться до нее и куда-то увезти? Связан ли с ним тот факт, что она не в состоянии ничего вспомнить о прежней жизни? Настоятельница Аманда полагала, что да: Дрого уничтожил ее родных, и зрелище настолько потрясло девочку, что она лишилась голоса, моральных сил и утратила представление о том, кто она на самом деле.
«Нет, – подумала про себя Гвендолен, – я не утратила присутствия духа. Я не верю в это». И прислушиваться к словам сестры Фиаметты ей тоже не хотелось. Сестра говорила, что женщина является или может стать, если увлечется своим естественным самолюбованием, разрушительницей, препятствием на пути к святости, искусительницей, сосудом склок и, конечно же, помехой истинного самоотречения.
Церковь осуждала женщину, с одной стороны, как рабыню тщеславия и моды, а с другой стороны, как слишком «приземленное» существо, отдающее все свое время детям и домашней работе, которое не уделяет должного внимания размышлениям о духовных делах.
Гвендолен подумала: «Какие ощущения испытываешь, когда надеваешь прекрасные одежды?»
Она видела некоторых посетителей монастырей в великолепных нарядах из меха и шелка с объемными капюшонами и широкими палантинами; на украшенных драгоценными камнями поясах таких людей висели позолоченные кошельки.
В некоторых орденах монахи имели карманные деньги, носили украшения и отороченные мехом одежды, ели мясо, выпивали по галлону эля в день и нанимали слуг, число которых в состоятельных монастырях в несколько раз превышало число монахов.
Тяжелый вздох слетел с губ Гвендолен, когда она вспомнила рассказы сестры Фиаметты о дворянах, которые имели множество поместий и замков, носили бархатные камзолы с вышитыми фамильными гербами. Затаив дыхание, Гвендолен хотела узнать, что носят женщины, но сестра Фиаметта ответила, что описывать это – слишком большой грех.
Кровь Гвендолен побежала быстрее, когда она рассматривала молодого монаха, стоявшего с пойманной рыбой. На миг глаза их встретились, 'и девушка представила его рыцарем в сверкающих доспехах, а затем он оказался полностью… Гвен залилась ярким румянцем. Потом часто заморгала, желая избавиться от ослепительного образа. Он снова стал монахом в коричневой рясе, и все же… Гвен могла поклясться, что он тоже смотрел на нее, будто она была принцессой или кем-то столь замечательным. После ужина, состоявшего из жареной рыбы, разбавленного водой кислого сока и черствых овсяных лепешек, дождавшись, пока уснет Гвендолен, Торолф заговорил с Тайрианом:
– Я понял, что кроме поисков светловолосой девушки ты преследуешь еще какую-то цель. Какова она?
Они посмотрели друг на друга, но Тайриан ничего не сказал.
Торолф ждал.
Тайриан изредка поглядывал на спящую девушку. Хотя Гвендолен вела себя, как печальный ребенок, она заполнила его жизнь приятным трепетным светом. Глядя на Гвен, он почувствовал легкую дрожь, пробежавшую в груди.
– А вот это – моя тайна, – наконец ответил Тайриан.
Глава 12
– Как интересно, как необычно! – воскликнула Отем, глядя на старый город, пристроившийся на склонах Ист-Клифф.
Хрупкие домики и мастерские, какие только можно вообразить, ютившиеся в лабиринтах живых изгородей, еще не проснулись для хлопот нового дня. Виноградная лоза покрывала пологие склоны, создавая впечатление, что зеленеет сама земля.
– Стренгшалч, – произнес Рейн.
– Что?
– Саксонское название Уитби. Плоскодонные рыбачьи лодки качались у причала, над крытыми соломой хижинами кружились чайки.
Отем оглянулась на дорогу, по которой они пришли, на зеленые и тускло-красные цвета леса и холмов, оставшихся позади. Затем снова посмотрела вперед – огромные скопления серых камней виднелись меж деревьев; домишки рискованно цеплялись за серые скалы.
– Здесь очень красиво, – сказала Отем, обнимая Гоуст за шею. Лошадь в ответ нежно фыркнула, и девушка улыбнулась. – А что еще Вы знаете об этом месте, сэр Гардиан?
– Здесь расположено религиозное братство, основанное на месте аббатства в 656 году. Кэдмон, пастух, который стал отцом английского духовного гимна, умер здесь в 680-м, в том же году, что и Святая Хильда.
– Какая святая?
– Это монастырь ордена бенедиктинцев. Его настоятельница Хильда противостояла притязаниям Рима на духовном синоде в 664-м. Своим названием Уитби обязан датчанам, разграбившим его в IX веке. Он снова был отстроен уже как колония датчан. После того, как Уитби стал самым процветающим городом в округе, Вильгельм Завоеватель вновь разрушил его. Затем было множество даров, взяток, и борьба продолжалась вплоть до конца прошлого столетия.
Отем снова села в седло.
– Имеет ли это какое-то отношение к пошлинам?
Рейн удивленно приподнял бровь, услышав вопрос:
– Да. Сэр Александр Перси претендовал на наследственное право продавать и покупать в Уитби, не выплачивая пошлины.
На лице девушки появилось какое-то странное выражение.
– В чем дело? Ты что-то неожиданно вспомнила?
Отем только сейчас заметила, что затаила дыхание, и с шумом выдохнула:
– Да! У Винтер выступала на теле сыпь, если она съедала немного земляники.
– О! И это все? – Рейну этот факт показался совершенно незначительным.
– Пойдем, Барри, – сказала Отем, отводя взгляд от его грязного лица. – Мы должны узнать, здесь моя сестра или нет.
– Скажи-ка, – обратился к ней Рейн, когда его великолепный рыжий конь пошел рядом с белой лошадью, – откуда ты знаешь, что твоя сестра здесь, а не в Кирклее?
– Я же говорила тебе: мне сообщили люди в лесу, и я видела сон. Я вошла в длинную узкую комнату, в ней царил полумрак, но был и свет, кружившийся и поднимавшийся вверх. Он напоминал очень мелкую серебряную пыль. Я увидела деревянные скамейки с высокими спинками… Это место создавало впечатление чего-то холодного и пустого вроде кладбища. В полумраке сквозь серебристую пыль я разглядела Винтер, она сделала слабый жест рукой. Я подошла поближе и смогла различить шелковистое сияние ее волос в тусклом дымчатом свете. Это была она, Винтер. Я попыталась поймать ее взгляд, но в той полутемной комнате это было очень трудно. Винтер приблизилась, шурша белой мантией при каждом шаге. Свет кружился вокруг нее тихим водоворотом, клубился подобно легкой рассветной дымке, отражающейся в воде. Мимолетная улыбка осветила ее лицо, и Винтер заговорила: «Приди ко мне, сестра. Когда ты подойдешь ближе, ты услышишь шепот молитв, шуршание сутан; ты увидишь реку, впадающую в залив. Иди туда, где Кораблекрушение стало обычным делом». А потом, – закончила Отем, – она исчезла, смешавшись с игрой теней вокруг.
