Маргарет Мур - Распутник и чопорная красавица
— А как же любовь? Тот молодой человек и леди Катриона любили друг друга?
Леди Эльвира посмотрела на свою гостью так, словно та совсем выжила из ума:
— Леди Катрионе предстоит унаследовать слишком большое состояние, чтобы выходить замуж по любви! Ее мужем должен стать человек, который сумеет распорядиться и землями, и капиталами, то есть настоящий аристократ. А стряпчий… Пусть он прекрасно разбирается в законах, в нашем кругу его никогда не примут… И конечно, учитывая такое неравенство в происхождении и положении… всегда можно предположить, что молодой человек просто охотится за приданым.
Эзме изо всех сил старалась сдержать гнев. Хорошо, что Джейми не женился на Катрионе! Что бы ни думали старые сплетницы, Джейми ни за что не женился бы из корыстных мотивов, и у него тоже есть гордость!
— Хотя, наверное, мне не стоило говорить об этом с вами, — добавила леди Эльвира, бросая на Эзме многозначительный взгляд.
Эзме вначале еще больше рассердилась, ведь старуха намекала на ее мужа… Она вовремя вспомнила: они с Куинном не женаты. Кроме того, она сама намекала, что муж женился на ней ради приданого.
Леди Эльвира с любопытством подалась вперед:
— Но довольно об эдинбургском обществе! Расскажите, леди Дубхейген, как там на Ямайке?
— Жарко, — ответила Эзме, быстро вставая. Она решила, что с нее довольно леди Эльвиры. — Очень жарко! Простите меня, но, боюсь, я отняла у вас много времени.
— Что вы, что вы! — возразила леди Эльвира. — Мне прямо не терпится послушать о Вест-Индии! — Она расплылась в довольно коварной улыбке. — Да и вам, должно быть, хорошо оказаться вдали от вашего… излишне требовательного мужа!
Эзме выпалила первое, что пришло в голову:
— Извините, но мне… нездоровится.
Взгляд леди Эльвиры тут же переместился на живот Эзме. Когда Эзме поняла, что подумала про нее старая сплетница, ее в самом деле замутило. К счастью, какое-то понятие о приличиях у леди Эльвиры еще осталось, потому что больше она не приставала к гостье с расспросами.
— Обещайте, что непременно зайдете ко мне еще и расскажете о Вест-Индии, — потребовала она, провожая гостью до порога.
— Непременно, — обещала Эзме, хотя охотнее целую неделю рылась бы в сводах законов, отыскивая прецеденты к самым запутанным делам, чем еще раз пожаловала бы в гости к леди Эльвире.
Вечером Куинн беспокойно расхаживал по гостиной. Поедет Эзме с ним на бал к леди Марчмонт или нет? Хотя она сама предупредила его о приглашении, после того, что случилось вчера ночью, он не удивится, если Эзме предпочтет провести вечер в своей комнате. Он даже надеялся на это, потому что совсем не знал, что сказать или сделать, если она выйдет. Да и повидав Молли и узнав о ее положении, он не особенно хотел проводить еще один вечер в кругу праздных богачей.
Услышав шорох у двери, он обернулся. На пороге стояла Эзме в синем шелковом платье с глубоким вырезом, обнажающим грудь. Струящийся шелк доходил почти до пола; из-под платья виднелись мыски белых атласных туфелек с синими розочками. Высокая прическа подчеркивала гордую посадку головы; в затейливо причесанные темно-русые локоны были вплетены белые розы. Ее стройную шейку украшало жемчужное колье, такое же простое и совершенное, как и она сама. Да, она — совершенство. Совершенство, несмотря на ее живой ум и острый язычок, а во многом и благодаря им. Совершенство — благодаря ее самоотверженности и преданности. Да, Эзме совершенна — но не для него. Он ей не пара! И потом, она — сестра Джейми, а он обязан Джейми больше, чем жизнью. Благодаря Джейми он хоть в какой-то мере сумел искупить грехи молодости. Благодаря Джейми он сумел применить свои таланты и знания, которые раньше растрачивал впустую, на помощь людям. И какой бы соблазнительной ни была Эзме, как бы она ни воспламеняла его, он не имеет права поставить под угрозу отношения с лучшим другом, соблазнив его сестру. Но кто мог бы предположить, что за невозмутимостью и холодностью Эзме таится пламя? Разве мог он ожидать, что ее поцелуи так опьянят его? Откровенно говоря… он всегда подозревал в ней страстную натуру. Разве не поэтому он всегда поддразнивал девушку, в надежде пробить ее холодную броню? Разве не радовался он, когда ее щеки заливал румянец и она резко отвечала ему на его колкости? В глубине души он знает, что воспылал страстью к Эзме Маккалан с ее пытливым умом, запачканными чернилами пальцами и нахмуренными бровями, в бесформенных платьях и с кое-как причесанными волосами — с первого мгновения, когда увидел ее! Вот почему сейчас ему трудно смотреть ей в глаза. Интересно, почему и она тоже не рискует смотреть на него?
— Карета подана? — спросила она.
Посторонним могло бы показаться, что она задала вопрос хладнокровно, бесстрастно. Когда-то и он считал ее холодной. Но не сегодня. Не сейчас. Он угадывал сковавшее ее напряжение.
— Еще нет, — ответил он.
Эзме кивнула и не спеша направилась к окну. Платье оказалось открытым и на спине, открывая ее почти до середины. Какая у нее мягкая и гладкая кожа! Ему захотелось провести пальцем по ее позвоночнику вверх и вниз, чтобы она задрожала от предвкушения ласк. Хотелось, чтобы губы прошли тем же путем, чтобы она лежала рядом, обнаженная и…
— Милорд, карета подана! — объявил Максуини.
Проклиная свою фантазию, ее платье и неожиданное появление Максуини, Куинн молча подал Эзме руку. Судя по опущенным уголкам губ, она совсем не радовалась возможности побыть с ним наедине. Наверное, предпочла бы, чтобы на бал ее сопровождал Макхит.
После того как слуги подали им верхнюю одежду и они сели в карету, ни один из них не произнес ни слова. Лишь когда впереди показался дом Марчмонтов, Эзме наконец нарушила молчание:
— Вам удалось что-нибудь разузнать о графе и о Макхите?
— Судя по всему, мистер Макхит точно таков, каким кажется, — порядочный и честный молодой человек, — ответил Куинн, стараясь не обращать внимания на радость Эзме.
В конце концов, Макхит принадлежит к священному ордену юристов. И все же, пусть Молли действительно прекрасно разбирается в мужчинах, полностью доверять Макхиту еще рано.
— Это еще не означает, что он таков и есть. Возможно, мой источник заблуждается.
В глазах Эзме мелькнуло раздражение, но Маклохлану было все равно. Даже раздражение лучше, чем холодная отстраненность.
— Я прекрасно понимаю, что под красивой внешностью может скрываться двуличная натура, — язвительным тоном заметила она, глядя на улицу.
Маклохлан разозлился. Хватит гадать, о чем она думает и что чувствует! Он устал надеяться, что однажды она поймет: он изменился и больше не повеса, каким был в юности. Здесь и сейчас он выяснит, способна ли она преодолеть предубеждение относительно его прошлых ошибок.
