Сьюзен Джонсон - Когда вы кого-то любите
Элспет, не обладавшая опытом Дарли, не могла больше откладывать удовлетворение своих страстей на перспективу, на светлое будущее. Она пылко жаждала его немедленно, безоглядно, страстно. Она лишь осознавала, что доставленное им наслаждение оказалось таким ошеломляюще прекрасным, что она ощутила себя на седьмом небе от счастья.
Словно Дарли по мановению руки перенес ее в райские кущи.
Более привычный к плотским утехам, Дарли тверже стоял обеими ногами на этой земле, не отрываясь от реальности, хотя природа этой реальности даже для него оказалась необыкновенно хороша.
Скинув бриджи моментом позже, он усадил леди вертикально в центр постели и с поразительной сноровкой стащил с нее нижнее белье, рубашку и шелковые чулки.
— Тебе не холодно? — прошептала она, обхватив ладонями свои пылающие щеки.
— Чертовски жарко, — также шепотом ответил он, устраиваясь у нее между ног в подтверждение этого заявления. — Раздвинька ноги пошире, — хрипло скомандовал он.
Он неистово овладел ею, ощущая, как ее жаркая плоть сжимается вокруг него.
В тот день он не мог до конца насытиться ею. Так же, как и она им.
В их единении было все — буря и натиск, уживавшиеся с деликатностью и нежностью.
Они ощущали сладостную радость и самую безумную истерию.
Они чувствовали головокружение — если не от любви, то от чего-то, очень на нее похожего.
Ни один из них не отваживался признать это — нечто столь экстравагантное, из ряда вон выходящее.
Столь непостижимое.
Глава 14
Много позже, когда их сердца перестали стучать, как барабаны, когда страсть больше не управляла каждым их импульсом, они просто перекусили хлебом с сыром из пакета с провизией, которой их снабдила Мег, и отправились вниз вдоль реки.
Они лежали на прохладной траве, на берегу реки, целуясь и обмениваясь ласками, нашептывая всякие глупости, кормили друг друга, потягивая прохладный рейнвейн между поцелуями.
— Я не хочу уезжать, — прошептала Элспет. — Пожалуй, я останусь здесь и никогда больше не вернусь домой.
— А я буду охранять тебя. Ты можешь исчезнуть, и никто не найдет тебя.
— Ага… какое искушение. И ты будешь приходить ко мне, заниматься любовью и делать меня счастливой?
— Каждый день, каждый час, каждую минуту. — Для мужчины, который за свою жизнь успел испытать и пережить все возможные сексуальные ощущения, степень его увлеченности была не только поразительной, но и беспрецедентной. — Я буду приносить тебе все, что только пожелаешь. Давай мне список каждый день, и я буду исполнять и его.
— Мне нужно только, чтобы ты наполнял меня — всегда и в любой момент.
— И сейчас?
— Да, да — сейчас, и через пять минут, и через пару минут… ну пожалуйста, пожалуйста. — Она перекатилась на спину, раскрыла объятия и улыбнулась знойной соблазнительной улыбкой. — Я просто жажду тебя.
Мгновение спустя он овладел ею, и наконец-то, после бесчисленных женщин и бесконечных попоек и оргий, Дарли познал, каким бывает истинное наслаждение. Это было светлое, яркое и неуемное действо, озарение и безумие одновременно. Эта была космическая пустота, захватывающее дух мгновение, словно они достигли триумфального конца долгого изнурительного путешествия.
Оставшиеся дни недели скачек они провели в «Красном льве», хотя и в несколько измененном формате, отличавшимся от того, который они так весело и радостно себе нафантазировали. Они не могли просто так, бесцеремонно отмести в сторону ни супружеские обязанности Элспет, ни неизменное расписание ежедневных скачек в Ньюмаркете. Но в этих пределах каждый день несколько часов принадлежали им одним.
Они занимались любовью с бесконечным разнообразием, каждое прикосновение и ласка, каждое нежное ощущение становились более утонченными, приобретали большую ценность, учитывая преходящий характер отведенного им времени. Радость была хрупкой и ненадежной, сладостна как мед. И пока было возможно, они собирали бутоны роз, как вот уже тысячелетия до них это делали влюбленные — ни словом не упоминая о завтра.
В промежутках между любовными играми они покидали свое уютное убежище, расположившееся под самым карнизом дома, и уходили порыбачить или же прогуливались среди многоцветья душистого сада; они поедали деликатесы, приготовленные Мег, и пили рейнвейн, припасенный Дарли; они лежали под солнцем и болтали обо всем и ни о чем, подобно всем влюбленным, желая знать малейшие подробности из жизни друг друга.
Дарли никогда еще не позволял себе так полно раскрыться перед кем-либо.
Элспет так долго пришлось сдерживать каждую свою мысль и слово, что она чувствовала себя словно заключенный, которого выпустили на свободу в какой-то сказочной стране, полной чудес.
— Я слишком много болтаю, скажи мне, чтобы я остановилась, — прошептала она. — Ну, правда, скажи.
Он смеялся, целовал ее снова и спрашивал:
— Скажи мне, какова была твоя матушка, или какой у тебя был любимый предмет в школе, — или чаще всего: — каких жеребцов тебе хотелось бы иметь… тогда и сейчас.
Поскольку за любовными страстями, охватившими их и удерживавшими их в сладостном плену, столь же пылкое увлечение скачками и чистопородными жеребцами было главным в их жизни. Они вели беседы о родословных и разведении лошадей, обсуждали тренировки и известных тренеров, дорогие ежегодные аукционы и гонки чистокровных скакунов. Это были гармоничные задушевные беседы близких по духу людей.
Элспет даже задумывалась иногда, может, их взаимная страсть к лошадям также способствовала столь фантастически чудесным взаимоотношениям, придавая дополнительный смысл этой любовной связи. Но с другой стороны, на протяжении всей жизни она обсуждала и спорила о лошадях с массой людей, но никогда прежде не испытывала столь чудесных ощущений.
Все дело было в Дарли, просто и очевидно — виной всему была его мужественная красота и стройное, мускулистое тело, его неотразимый шарм.
Как жаль, что скоро ей придется покинуть Ньюмаркет.
Ее жизнь станет совсем другой.
Она, конечно же, все понимала. Она знала, что было чистым безумием с ее стороны мечтать о недостижимом. Она получила эти несколько дней с Дарли и уже за это должна быть благодарна. У него были семейные обязательства в Лондоне на следующей неделе, открытие сезона требовало его присутствия в городе. Ее супружеские обязанности также были четко определены. Графтон вернется в Йоркшир сразу же после завершения скачек в Ньюмаркете.
Но разум слабо помогал уменьшить кошмарное чувство утраты, которое она ощущала, когда они покидали «Красный лев» в последний раз. И, несмотря на все усилия, она не могла скрыть своей печали.
