Ханна Хауэлл - Благородный защитник
— Дай обет, что защитишь детей. Они нуждаются в защитнике больше, чем я.
— Не уверен. Кстати, Кирсти, очень скоро нам придется сообщить твоей семье хоть что-то. Этот мальчик, которого ты отослала к ним, вполне может порассказать им такого, что они немедленно захотят узнать всю правду. И если это произойдет, если они заподозрят что-то и принудят того мальчика, твоего брата Юдарда, или твою тетку рассказать им все, ведь они обязательно приедут, да?
Припомнив, какого страху способны были нагнать на кого угодно ее братцы, даже Юдард, если обстоятельства принуждали его к тому, Кирсти села в постели. Разглаживая одной рукой бархатное одеяло, она пыталась сообразить, не зря ли перепугалась. Честно говоря, она сама давно удивлялась, как это ее брат Юдард сумел сохранить все ее тайны? Хотя и ему она никогда не рассказывала всего. Юдард, ее брат-близнец, явно чувствовал, что сестра чего-то недоговаривает, но никогда не давил на нее, кроме того, необходимость спасать детей поглощала их почти целиком. Прочие ее братья тоже пожалели бы детей, но обязательно стали бы требовать рассказать всю правду, заподозри они хоть на мгновение, что она что-то скрывает.
— Кирсти? — Пейтон тоже сел, провел рукой по ее волосам.
— Конечно, они приедут, — спокойно проговорила она. — Юдард — мой брат-близнец, и я совершенно уверена, что он с самого начала почувствовал, что я рассказываю ему не все, но прежде чем он получил возможность как следует на меня надавить, возникла настоятельная необходимость заняться спасением и устройством детей, и на это ушло все время. Остальные братья замечали, конечно, что время от времени на наших землях стали появляться новые люди, но их легко можно провести — и удавалось до сих пор проводить — с помощью всяких неопределенных россказней о милосердии и благотворительности. Все знали, что мы с Юдардом всегда подбирали бездомных. Но вот Майкл? — Она покачала головой. — Конечно, я объяснила ему, почему многое храню в тайне от моей семьи, но не уверена, что он на самом деле все понял. К тому же, если Родерик сообщил им, что я утонула, или до них дошли слухи о том, что он всем и каждому говорит об этом, мои братцы немедленно вспомнят о Майкле и устроят ему настоящий допрос.
— Значит, надо немедленно сообщить твоей семье, что ты жива и что не следует верить слухам.
— Это взбудоражит их еще больше.
— Ага. Пять долгих лет ты держала их в неведении, не желая подвергать опасности. Может, хватит? — Мягким движением он снова уложил ее и сам прилег рядом. — К тому же я не уверен, что они будут тебе признательны за твою сдержанность.
— Конечно же, они возмутятся, вся эта банда глупых и упрямых гордецов. А мой отец ничем не лучше их.
— Скорее всего он возглавит эту банду гордецов, когда они очертя голову ринутся наконец тебе на выручку. — Рука его скользнула вверх, легла на ее грудь, отчего сосок, как с восторгом отметил Пейтон, немедленно напрягся.
На мгновение Кирсти совершенно забыла, о чем они говорили. Одного его прикосновения было достаточно, чтобы разбудить дремлющие желания. Его пальцы лишь задели сосок — и она уже изнемогает от страсти. Как настоящая распутница, подумала Кирсти. Мысль эта не привела ее в ужас, но она тут же вспомнила, что один только Пейтон будил в ней подобные желания. К тому же она понимала, что, хоть у нее и перехватывало дыхание при виде его мужественной красоты, совершенно необязательно давать волю страстям всякий раз, когда он обнимет ее. Он был красив не только лицом, но и душой. Его не оставили равнодушным злоключения детей, он пришел в ярость, узнав, как гнусно обращался с ней Родерик.
— Да, — заставила она себя вымолвить наконец. — Без папы, конечно, не обойдется, тем более что он сочтет себя оскорбленным и обманутым Родериком. Он-то думал, что очень удачно выдал меня замуж с таким маленьким приданым. Выкуп за невесту тоже оказался весьма соблазнительным. Папа, конечно, будет переживать, что не разглядел в женихе негодяя.
Пейтон зашевелился и вдруг оказался на ней, принялся легонько пристраиваться меж ее ног. Он подумал, что девушка, лежащая сейчас под ним, подходит ему идеально. Он вовсе не скучал по изощренным проявлениям буйных страстей, к которым успел привыкнуть, а просто наслаждался тем, что ее гибкое, мягкое тело обвивает его.
Нет, близость с ней вовсе не положила конец его одержимости. Но неприметным образом изменила природу этой одержимости. Теперь, вместо того чтобы предаваться мечтам о том, как он будет любить ее, он думал о том, как это прекрасно — любить ее и когда наконец можно будет снова этим заняться. Держа в ладонях ее маленькие упругие груди и касаясь языком нежной шелковистой кожи, он полагал, что будет последним дураком, если упустит эту девушку.
— Итак, мне следует приготовиться к тому, что твоя родня нанесет мне визит. — И мысленно выругал себя за глупость, когда почувствовал, как она сразу напряглась.
Сама мысль о том, что ее родня узнает про нее и Пейтона, оставила в ее душе только одно желание: как можно скорее выскочить из постели, схватить в охапку одежду и, отыскав щель потемнее, забиться в нее и никогда не вылезать наружу. К несчастью, бежать было некуда. К тому же не следовало забывать о Родерике, от которого исходила реальная опасность, и о том, что надо защищать детей. Да и не могла она оставить Пейтона одного, бросить его на растерзание своим родичам, особенно в том случае, если они прознают, что она делила с ним ложе. Пейтона же, похоже, не слишком встревожила перспектива встречи с ее родней, но не исключено, что спокойствие его проистекало от его самоуверенности или же от непонимания ситуации. Ведь ему еще ни разу не приходилось оказываться лицом к лицу с разъяренными Кинлохами.
— Ты ничего не можешь с этим поделать, — сказал Пейтон, покрывая горячими поцелуями ее шею.
Когда поцелуи сместились ниже, к ее груди, Кирсти ахнула:
— Ах, как хорошо, как удивительно хорошо! — С трудом вернув себе самообладание, она вспомнила, о чем они только что говорили, и добавила: — Может, мне и правда послать им весточку.
— Мы проработаем текст письма завтра утром.
— Может, утром мне придется бежать.
— Нет, тебе больше не придется бежать.
—Но он приведет собак, — проговорила она дрожащим голосом, что, впрочем, неудивительно, ибо дыхание ее участилось.
— Ведь ты выбрала меня своим защитником, да?
— Да.
— Ну и позволь своему защитнику защищать тебя так, как он сочтет нужным. Я поклялся оберегать тебя и детей. — Он продолжал ласкать ее так, как умел он один, и довел ее до исступления. Но и сам уже был на пределе и обрадовался, когда Кирсти потребовала, чтобы он перестал дразнить ее и занялся делом.
