Ханна Хауэлл - Благородный защитник
— Что еще они сказали? — с деланным спокойствием спросил Пейтон ледяным тоном.
— Вроде Родерик подумывал о том, чтобы отдать ее своим людям, потому что хотел, чтобы она родила ребенка. Ему нужен наследник. Джиб и Уотти сами толком не знали зачем, знали только, что, имея наследника, Родерику удастся заполучить что-то. Еще они говорили, что эта мысль появилась у него незадолго до того, как он собирался утопить Кирсти. — Каллум покосился на Кирсти, пожал плечами и добавил: — Они уверены, что смогут заполучить ее, потому что Родерик собирается ее опозорить, прежде чем убить.
— Если она останется жива после того, как эти скоты, по очереди потрудятся над ней. — Пейтон глубоко вздохнул и даже сумел придать своему тону дружелюбность, когда обратился к Каллуму со следующими словами: — Ты можешь гордиться собой, мальчик. Теперь иди отдыхай.
— Нам нужно найти новое укрытие. И чем скорее, тем лучше.
— Лишь в том случае, если этот мерзавец явится прямо сюда, но вряд ли он начнет с того, что примется колотить в мою дверь. А что до укрытия, то Йен уже обустраивает маленький тайник. В подвале имеются несколько подходящих помещений.
— А собаки не смогут его обнаружить?
— Такое возможно, но меня это не слишком тревожит. Существует несколько способов сбить собак со следа, и все необходимое будет у нас под рукой. Иди же, мальчик. Ложись спать.
Как только Йен и Каллум вышли из комнаты, Кирсти попыталась высвободить руку, которую Пейтон крепко держал. Неожиданно он направился к двери и потащил ее за собой. Она хотела запротестовать, когда поняла, что он ведет ее в свою спальню, но подавила в себе это желание. Она понимала, что гнев Пейтона обращен вовсе не на нее, но все же лучше не попадаться ему под горячую руку. Она видела, что он пытается совладать со своими эмоциями, и не собиралась ему мешать.
Однако Пейтон был в бешенстве и никак не мог успокоиться и хранил молчание. Он раздел ее, не проронив ни слова. Усадил на постель и даже не взглянул в ее сторону. Разделся сам. Когда он забрался в постель и растянулся рядом с ней, положив руки под голову, она не выдержала. Прижимая к груди одеяло, она сердито на него посмотрела.
— Зачем ты привел меня сюда, если собираешься все время молчать? — спросила она, когда он поднял на нее взгляд.
— Да нет, я собираюсь говорить, и не только, — протянул он.
— В самом деле? — Она вновь легла и повернулась к нему спиной. — Что ж, попробую не заснуть, пока ты предаешься тягостным раздумьям.
— Я вовсе не предаюсь тягостным раздумьям.
— Нет?
— Нет. Я подавляю в себе желание прямо сейчас пойти и убить кое-кого. Сразу троих, собственно говоря.
Кирсти повернулась к нему:
— Родерика, Джиба и Уотти.
— Их. — Он обнял ее и привлек к себе. — Ведь ты не собиралась передавать мне разговор прихвостней Родерика, не так ли?
— Нет, не собиралась, — призналась она. — Родерик хочет меня убить. Остальное не имеет значения. Те, о чем судачили Джиб и Уотти, — всего лишь один из многих способов, которыми мой муж может добиться своей цели. По-моему, сам способ не так уж и важен, тем более я знала, что, когда ты услышишь о нем, это заденет тебя за живое.
Пейтон негромко засмеялся. Но и в смехе его еще чувствовался неостывший гнев.
— Да, меня это задело за живое. Это была не просто болтовня — все эти разговоры о том, отдаст ли Родерик тебя своим громилам, прежде чем убить.
— Ты правда так думаешь? — От этой мысли мурашки побежали по телу Кирсти.
— Правда. Как это ни грустно, но девушек очень часто насилуют, прежде чем убить, даже в мирное время. Даже если это не рассматривается, так сказать, как право победителя. — В тоне Пейтона слышалось отвращение. — Большинство мужчин полагают, что женщина не вправе им отказать. К тому же несчастная девушка может оказаться просто орудием в руках того, кто хочет нанести обиду своему недругу. Так поступили с моей кузиной Сорчей враги моего дяди Эрика.
— Как все это грустно. — Она поцеловала его грудь, и этот знак сочувствия заставил его задрожать всем телом. — Значит, тебя вовсе не рассердила эта их болтовня?
— Ну, я бы так не сказал. Просто не слишком удивила. Зато взбесил меня рассказ о той участи, которой ты чудом избегла, уготованной тебе этим негодяем. Ведь он хотел отдать тебя этим подонкам, чтобы ты от них родила. Неужели он полагал, что это сойдет ему с рук и что ты не пожалуешься на него своей родне?
— Возможно, именно на такой исход он и рассчитывал. Ведь я никогда не обращалась к ним за помощью. И вряд ли обращусь, что бы ни случилось. Я боюсь за них, и этот страх сильнее моего страха перед Родериком. По законам церкви и мира я — движимое имущество Родерика, и он имеет право поступать со мной, как ему вздумается.
— Вовсе нет.
— Нет? Но откуда мне было знать, в каком именно случае закон защитит меня, его жену? И что гораздо важнее, поможет убедить его влиятельную родню в том, что они не должны подозревать Родерика, пусть сам несет ответственность перед моими разгневанными родичами? Другие Макай, те из них, которых мне довелось повстречать, производили впечатление людей довольно хороших, справедливых и честных и были ко мне добры. Вся беда в том, что я долго не могла понять, что представляет собой Родерик на самом деле. А когда поняла, не стала будоражить всю свою семью. Это могло стоить им жизни. Тем более что я не была уверена в своих предположениях.
— Я заставлю его заплатить за все, — торжественно пообещал Пейтон, коснувшись губами ее лба.
Она была глубоко тронута его словами и прозвучавшей в них искренностью. Радость охватила Кирсти. Значит, Пейтон любит ее по-настоящему, она для него не просто очередная любовница. Однако здравый смысл взял верх над эмоциями. Пейтон — настоящий рыцарь. Он пообещал отомстить потому, что имел идеалы, потому, что ему противна была сама мысль о том, что человек одного с ним сословия смеет так нагло нарушать все законы рыцарства.
Жаль, что он не следовал с должным усердием придворным законам любви, которые предписывают обожать свою даму издалека, подумала она, сдержав улыбку. Тогда бы у него не было столько амурных приключений, да и она не лежала бы сейчас в его постели. Кирсти придвинулась к нему и, положив голову ему на грудь, улыбнулась. И они не лежали бы сейчас в постели совершено обнаженные, что, впрочем, было бы большой потерей.
— Очень мило с твоей стороны, — прошептала она, целуя его.
— Мило? По-твоему, торжественный обет отомстить за чью-то обиду — это мило?
Не обращая внимания на его возмущение, она сказала:
— Дай обет, что защитишь детей. Они нуждаются в защитнике больше, чем я.
