Жюльетта Бенцони - Изгнанник (LExilé)
— Где они живут?
— Я вам скажу об этом чуть позже. Мне нужно сначала услышать ваш ответ.
— Все достаточно справедливо, но должны ли вы действительно подчиняться абсолютно всем требованиям? В конце концов, если вы совершили ошибку — для мужчины вполне простительную, — ваша дочь совершила ошибку куда более серьезную. Ей всего лишь шестнадцать лет...
— Я знаю, но более не чувствую себя вправе влиять на ее судьбу.
Гийом замолчал, сделал глубокий вдох, словно собирался нырнуть. Все решится в следующее мгновение.
Ему оставалось только молить Бога поразить его немотой в том случае, если он совершает огромную глупость.
— Мне это стало известно совсем недавно, — заговорил он, — но от этого ситуация не стала поправимой. Элизабет и... беглец поженились.
— А!
Чего же боялся Гийом? Взрыва ярости? Упреков или другой реакции, вызванной глубоким разочарованием? Он услышал только глубокий вздох и слова Виктора Гимара:
— Не думаю, что вы давали на это свое согласие.
— По-моему, я сказал вам, что сам только что узнал об этом? Разве это что-то меняет?
— С точки зрения законности брака, несомненно. Особенно если речь идет о простом церковном благословении. Через несколько месяцев закон вдвойне будет на вашей стороне. Сейчас много говорят о Гражданском кодексе, который так нравится Первому консулу. Но я полагаю, что, задавая ваш второй вопрос, вы говорили не о легальном аспекте этого брака. Вы хотите узнать, меняет ли это что-то для меня?
— Вы правы. Мне показалось... что вы не совсем равнодушны к моей дочери.
— Вы честны со мной, и я тоже буду честным. Это правда, я люблю ее. Ведь такие вещи случаются с людьми без предупреждения. Но замужем она или нет, это ничего не меняет в моих чувствах. Мое желание ее защитить стало еще сильнее, потому что вам она определенно в этом праве отказывает. Вот только...
— Именно об этом я и хотел вас попросить! — с облегчением выдохнул Гийом. — Слава богу, вы меня поняли!
— Вы не дали мне возможности закончить. Я собирался сказать вот что: моя защита не будет распространяться на ее супруга, которого я по-прежнему считаю врагом порядка и мира в нашей стране. Если мне удастся его схватить...
— Осторожнее! Элизабет вас возненавидит, а она очень склонна к этому.
— Я в этом не сомневаюсь, но я выполню свой долг. Могу вам обещать лишь одно: я сделаю все возможное, чтобы самому в этом не участвовать.
— Есть еще люди, у которых она намерена остановиться. Если их арестуют, она будет скомпрометирована навсегда. Я не испытываю к ним никакого доверия, хотя и не знаю их. Они могут выдать Элизабет.
— Между арестом подозреваемого и облавой — большая разница; тут есть пространство для маневра. Приказы Верховного судьи Ренье не допускают двойного толкования: принца следует захватить тайно, всеми силами избегая скандала, который возродит крайне опасную легенду. Добавлю, что ни при каких условиях ему не может быть причинен вред. Арестовать его — да, убить его — нет! Бонапарт всегда сожалел о том, что короля и королеву казнили. Он не хочет пачкать руки в крови принца... Теперь вам все известно. Вы по-прежнему готовы мне доверять?
— Полагаю, да. Элизабет хочет ехать в Байе. Я не знаю точно, к кому именно. И вы понимаете, что даже речи не может быть о том, чтобы я сам отвез ее туда.
В тени дерева Гийом увидел, как сверкнули темные глаза и белоснежные зубы сына балерины.
— Если она знает, чем я занимаюсь... А я уверен, что вы ей об этом сказали... Она была со мной подозрительно любезна.
— Вы недооцениваете себя! Моя дочь находит вас симпатичным. Ей даже кажется, что между нами есть некоторое сходство...
— Это приятно слышать. Теперь давайте все обсудим! Лучше всего, правдоподобнее, если она сбежит от вас где-нибудь по дороге. Я предлагаю... выбрать для этого перегон после Байе. Это достаточно близко к морю, чтобы можно было предположить, что она села на корабль.
— Это Изиньи на Вейсе, в устье рек Вир и Ор. Оттуда легко добраться до островов Сен-Маркуф, опустевших после отъезда англичан.
— Великолепно! Я устрою так, что мы остановимся на ночь на этой почтовой станции. Вы объясните Элизабет по дороге, что она должна сделать. Если только вы не боитесь, что для нее будет утомительна длительная поездка верхом...
— Вы шутите? Можно сказать, что она родилась в конюшне и ездит верхом, как гусар. Семь-восемь лье ее не испугают.
— Еще лучше. Что касается нас, то мы с вами разделимся после ее отъезда. Вы вернетесь к себе, а я буду присылать вам весточки. Я же последую за... нашей юной королевой, переодевшись кем-нибудь. Вам подходит такой расклад?
— Абсолютно. Я отправлю ее на рассвете. Ночью слишком опасно.
— В любом случае я буду неподалеку...
Все было сказано. Гийом встал, выбил трубку, постучав ею по каблуку сапога, спрятал в карман и, повернувшись к Виктору, протянул ему руку.
— Вы будете защищать ту, что для меня дороже всех на свете. Знайте это! Если с ней случится несчастье...
— Вы меня убьете! Я это понимаю. Но не беспокойтесь: пока я жив, она будет под защитой. Даже от себя самой, если это потребуется.
На другой день утром они снова тронулись в путь. Проехали Мант, Паси, Эвре, Ла-Коммандери, Лизье и Круассанвиль и менее чем за два дня добрались до Кана, где остановились в гостинице «Золотой лев». Путешествие проходило приятно, между Элизабет и Виктором установились почти дружеские отношения. Во время трапезы они охотно беседовали, а на почтовых станциях Элизабет даже выходила иногда из кареты, чтобы переброситься парой слов с необычным кучером.
— Как жаль, что он полицейский! — как-то призналась она отцу. — Как было бы приятно иметь такого друга!
— Можно быть полицейским и при этом оставаться достойным человеком. Я могу заверить тебя в том, что Гимар настоящий друг. Ты можешь на него рассчитывать.
— Я все же в этом сомневаюсь. Как он отнесется к моему побегу?
— Это мое дело! Я уже достаточно хорошо его знаю, чтобы найти к нему подход. Подумай о том, чтобы сдержать свое обещание!
— Я ваша дочь, но еще я его жена. Там, где я оказалась благодаря ему, обещание не может быть нарушено...
В этих словах Элизабет было столько гордости, что у Гийома сжалось сердце. Представляет ли это дитя, что однажды она может стать королевой? Возможно! Мечты юных не знают пределов! Но для Тремэна было ясно одно: его девочка не найдет счастья в этом браке с тенью.
Он все еще думал об этом на следующее утро, когда отдавал в руки своей дочери ключи свободы. Перед этим он за большие деньги тайком приобрел для нее одну из почтовых лошадей. Мысли о будущем Элизабет не позволили ему силой удержать ее подле себя в последний момент. Даже если она его потом возненавидит, но сейчас пусть Элизабет считает себя совершенно свободной, пусть идет к своей мечте. А Гийом будет полагаться на ловкость и удачу Виктора больше, чем на милость Божью.
Часть вторая
«Герцогини»
Глава VI
Ужин в узком кругу
Лошади возвращались. Новая конюшня в поместье «Тринадцать ветров» была отстроена практически заново. На восстановленной колоколенке на фоне разноцветных облаков красовался огромный букет из овса, полевых трав, поздних ромашек и вереска. Промытая сильным дождем, который принес западный ветер, новенькая черепица блестела не хуже начищенной меди, отполированной, как зеркало.
Кавалерия Тремэна с празднично вплетенными в гривы и хвосты зелеными лентами возвращалась после «ссылки» в Варанвиль, чтобы поселиться в своем новом жилище. Двенадцать голов, кони, кобылы и жеребята, не считая тех трех, которых после большого зимнего пожара удалось устроить в уцелевшей части конюшни. Хозяева встречали возвращавшихся на конях, тоже украшенных лентами. Они выстроились перед аркой, ведущей во внутренний двор. Трое мужчин, как будто составляя приветственный комитет: Гийом верхом на своем великолепном Сахибе, а за ним, образуя треугольник, Артур на Селиме и Проспер Дагэ, старший кучер, застывший, словно конная статуя, вместе со своим Траяном. Этот конь был, пожалуй, самым старым, но при этом определенно самым крепким и даже самым красивым из всех лошадей Тремэна.
Окруженные конюхами, прекрасные животные двигались парами. Возглавлял процессию Антуан, кучер госпожи де Варанвиль, который посчитал за честь самому вернуть своих временных постояльцев, которых стало на одного больше. Тремэн отдавал одиннадцать лошадей, а обратно получил двенадцать: в июле Прекрасная дама, золотисто-рыжая кобыла, родила Дамуазо, маленького нахального жеребенка. Он был как две капли воды похож на свою мать и уже показывал свой независимый характер.
Подъехав к Гийому, Антуан поприветствовал его на старинный манер, отведя руку с шапочкой далеко в сторону. Те, кто следовали за ним, повторили его жест. Хозяин «Тринадцати ветров» и его сын ответили им тем же, подставив ветру свои рыжие шевелюры. С течением времени их внешнее сходство становилось все более очевидным. У Потантена, старого мажордома, знавшего Гийома еще подростком, даже сердце сжималось: настолько сын стал похож на отца. Единственным различием были глаза: Артур унаследовал светло-голубые глаза своей матери, а глаза Тремэна-старшего были рыжевато-коричневыми.
