Розалинда Лейкер - Аттракцион любви
Стефания сощурила свои холодные стеклянные глаза, и вдруг Лизетт поняла, что эта женщина при первой же возможности постарается выставить ее на улицу.
– Вы выразились достаточно ясно, мадам Декур, – елейным голосом произнесла Стефания. – Во всяком случае, я думаю, мы поняли друг друга. Всего хорошего.
После ее ухода Лизетт задержалась в салоне, чтобы немного успокоиться. Она чувствовала себя опустошенной после разговора, который явно доставлял Стефании злорадное удовольствие.
Обернувшись, она увидела, как Жерар закрывает дверь.
– Вы только что видели дракона.
– Кажется, она думает, что я собираюсь поживиться деньгами хозяина. – Голос Лизетт снова задрожал от гнева.
– Я же говорил вам, что она приносит в дом одно зло. Она не может простить судье, что он лишил ее драгоценностей своей покойной супруги, отдав их на хранение своей племяннице. В будуаре мадам висит соболье манто, которое госпожа Уанвиль так ни разу и не надела, – она тяжело заболела и не носила его. Мадам Стефания положила глаз и на это манто. Однажды судья увидел, как она примеряет его, и отказался отдать ей. Она боится, что вы своей молодостью и красотой сведете старика с ума, и он будет слишком щедр к вам.
– Не понимаю такой алчности. Ведь ее муж – преуспевающий архитектор и может дать ей все, что она захочет.
– Но она хочет иметь все! Она ненасытна. Мсье Уанвиль младший женился на экстравагантной женщине, которая, не буду отрицать, его любит, но слишком много требует от него. Дело в том, что у него двое внебрачных детей, которых он содержит, оплачивает их образование и прочие расходы.
Эти слова поразили Лизетт.
– Судья сказал, что у него нет внуков!
– Он даже не знает об их существовании! Его всегда огорчало, что мадам Стефания никогда не хотела детей, и это еще одно яблоко раздора между свекром и невесткой.
– Значит, у него есть внуки, дети его родного сына, о которых он даже не догадывается? А вы, его преданный слуга, долгие годы молчите? Вы же могли в тактичной форме рассказать ему обо всем!
– Что вы! Никогда в жизни! – Жерар в ужасе затряс головой. – Вы не представляете, какой разразился бы скандал, если бы он узнал об этом! Старик никогда не был против любовницы сына, у него самого в молодости было их предостаточно, но он пришел бы в неописуемое бешенство, если бы узнал, что от него семь лет скрывают внуков. Это бы окончательно рассорило отца с сыном, невестка не простила бы мужу измены. А судья так мечтал о внуках. – Жерар снова сокрушенно покачал головой. – Так что увольте, не заставляйте меня брать такую ответственность на себя. Это разрушило бы все их семейство. Не забывайте, что у судьи слабое сердце и такой удар он бы не перенес.
Лизетт тяжело вздохнула.
– Как это грустно и безысходно!
– Согласен, но ни вы, ни я не в силах что-либо исправить.
Лизетт кивнула, искренне сочувствуя судье.
Глава 9
Шли дни и недели. Судья настоял, чтобы в комнату Лизетт с чердака перенесли старинную колыбель. За время пребывания в этом доме Лизетт существенно пополнила гардероб будущего ребенка, аккуратно складывая все вещи в выдвижной ящик комода. Иногда ей нездоровилось, она быстро уставала. Доктор уверял, что беременность протекает нормально, единственное, что ей нужно, – не переутомляться и как можно больше отдыхать, но это – при всем желании – было невозможно. Лизетт очень волновалась за ребенка, но оптимизма не теряла.
Она была почти счастлива в доме судьи, если бы не страх перед Стефанией. Та только и ждала удобного случая избавиться от Лизетт. Стефания находила любой повод придраться ко всему, даже к меню, которые Лизетт обсуждала с поваром; зорко следила за тем, как бы судья не возобновил свои вечеринки со старыми друзьями – он любил их устраивать до болезни. Стефания не знала, оставит Лизетт ребенка или отдаст на воспитание приемным родителям. Судья Уанвиль не считал нужным посвящать ее в детали. Он вообще не желал иметь с ней дело. Своими визитами Стефания и без того вносила в дом слишком большую неразбериху. Скорее всего, ей стало известно, что в последнее время свекор иногда приглашал Лизетт в театр и на концерты, но предпочитал об этом помалкивать в присутствии Стефании. Ему нравилось быть в обществе Лизетт. Судья не любил выходить один в свет и, если бы не Лизетт, не оторвался бы от своего кресла. Его радовала ее красота, нравились ее умные замечания. Лизетт была в курсе событий и могла говорить с ним на любые темы.
Однажды утром Лизетт отправилась в город за покупками и случайно заметила обрывок старой афиши, смытой недавними сильными дождями. Прочитав стоявшее на ней имя, она остановилась как вкопанная. Это была афиша выступлений Даниэля, судя по дате, он со своим шоу был здесь в прошлом году.
Интересно, как его дела, насколько он продвинулся со своей камерой, думала Лизетт. Она искренне желала, чтобы, у него все в жизни складывалось благополучно. Когда ей в газетах попадались заметки о достижениях в этой области, где шла жесткая конкуренция между изобретателями, она вырезала их и хранила. Она хотела быть в курсе всех дел, касающихся профессии Даниэля. Техника совершенствовалась, но до изобретения идеальной камеры для съемки движущихся изображений было еще далеко. Совсем недавно Лизетт прочитала заметку о том, что кто-то уже использует камеру с фиксированными пластинами для этих целей, а месяц назад услышала о человеке по фамилии Хьюз, который запатентовал устройство под названием «хореутоскоп», вызвавшее огромный интерес во всем мире, но что оно собой представляло, Лизетт, конечно, не ведала. Она лишь в общих чертах знала, что изобретение устройства, способного заставить предметы, людей и животных двигаться на экране, вполне возможно. Правда, многие вполне довольствовались фотографией в рамке или ручными приспособлениями для демонстрации диапозитивов самого разнообразного содержания – от спортивных событий до мировых достопримечательностей.
Новый, 1894 год выдался снежным и ветреным. Холодная промозглая погода стояла вплоть до конца марта. Лизетт была уже на восьмом месяце беременности и чувствовала себя неважно. Когда ей представлялась такая возможность, она старалась отдохнуть у камина в своих апартаментах. Устроившись в кресле, вытягивала ноги на банкетке, укрыв их теплым пледом. Когда судья Уанвиль пригласил ее на очередную театральную премьеру, она, превозмогая слабость, приняла приглашение, чтобы не огорчать его.
– Это билеты на сегодняшнюю премьеру, – радостно объявил он, одной рукой помахивая билетами, а другой опираясь на трость. – Жерар помог достать их. Собирайтесь, дорогая, и давайте доставим себе удовольствие.
