Елена Езерская - Петербургские лабиринты
— Девочка моя… — прошептала Марфа.
— Что вам угодно? — вздрогнула Лиза, обернувшись на чужой голос. — Это вы? Что вам надо здесь? Уходите, вы и так сделали немало, чтобы жизнь в нашей семье пошла прахом.
— В вашей? А твоя ли она, эта семья?
— Что вы хотите этим сказать?
— Не гневайся на меня, милая, — ласково сказала Марфа. — За свою вину перед тобой я уже получила сполна.
— Я ничего не желаю знать и лишь хочу чтобы вы навсегда исчезли из моей жизни! — воскликнула Лиза и хотела было уйти, но Марфа преградила ей путь.
— Но это невозможно — мы связаны с тобой, мы — это одно целое, Настенька моя, бедная!
— Что? — растерялась Лиза. — Не может быть! Этого просто не может быть.
— Тебя отняли у меня, — расплакалась Марфа, — но Господь услышал мои молитвы — ты нашлась, и теперь я никому тебя не отдам и никуда от себя не отпущу.
— Оставь меня! — Лиза пыталась уклониться от ее объятий.
— Доченька моя! Я ведь тебе не чужая, — Марфа гладила ее по голове, брала за руки и целовала их. — Если бы ты только знала, как я мечтала прижать тебя к себе, посидеть с тобой, поговорить. Ты — моя дочь, моя любимая единственная дочь.
— Плохо мне, очень плохо, — Лиза почувствовала, что от волнения теряет сознание. — Я ничего не понимаю. Оставьте меня. Я пойду домой, я должна расспросить обо всем маменьку.
— Ты не веришь мне? — участливо спросила Марфа.
— Я.., я боюсь поверить, — всхлипнула Лиза, и слезы градом хлынули из ее глаз.
— А ты не бойся, — улыбнулась Марфа, — ты поплачь — и обман, как рукой снимет. Святая вода потечет, и душа твоя очистится — ты поймешь, что все это время эта ужасная женщина оттого только и мучила тебя, что знала — ты плод любви твоего отца и твоей настоящей матери.
— Но как же… — плакала Лиза.
— Прими правду и не противься судьбе. Я — твоя мать, а ты — моя дочь. Идем со мной. Нам так о многом надо рассказать друг другу.
— Но куда мы пойдем?
— Хотя бы на край света — лишь подальше от этого ужасного дома, где с тобой так жестоко обошлись. Ты не переживай, теперь я стану заботиться о тебе, — кивнула Марфа. — Я давно вольную получила, и денег у меня достаточно. Мы с тобой не пропадем. Будем жить душа в душу, никто нам не нужен, главное — позабыть обо всем, что разделяло нас.
— Все это так неожиданно, так странно, — Лиза, казалось, плыла по течению — эта женщина словно околдовала ее своими речами, и Лиза подчинилась ей, пошла следом.
— Ты останешься со мной, — Марфа взяла ее за руку и повела за собой, — навсегда. Мы будем вместе, и больше никакая сила не разведет нас с тобой.
Глава 5. Женское счастье
После отъезда Андрея в Петербург Татьяна места себе не находила — в доме воцарилась Наташа, и все теперь крутилось вокруг нее. Князь Петр с умилением взирал на то единодушие, которое установилось между его женой и невестой Андрея. Женщины постоянно щебетали, обсуждая свадебные планы, а Соня, как привязанная, ходила за ними и все норовила вмешаться со своими предложениями. Правда, ее советов никто особенно не слушал, но и не лишал возможности чувствовать свою сопричастность к такому важному делу, как подготовка к свадьбе.
Видеть все это было для Татьяны невыносимым — она никак не могла понять, почему Андрей столь жестоко обошелся с нею. Для чего дал надежду и за что потом унизил и растоптал то светлое, что еще теплилось в ее душе. Татьяна искренне любила Андрея и видела — он отвечает ей взаимностью, но приехала Наташа, и очевидное превратилось в мираж и рассеялось, как ночной кошмар. А Наташа не только, казалось бы, ничего не замечала — наоборот, без конца гоняла Татьяну за всякой всячиной и по любому поводу звонила в колокольчик.
Поначалу Татьяна думала, что она делает это специально, но потом поняла — нет, просто барышня привыкла так жить. Наташа представлялась ей домашней любимицей, избалованной родителями и няньками и с удовольствием игравшей в замечательную игру про жениха и невесту. Она, похоже, распоряжалась Андреем, как своей куклой, и — что самое страшное! — Андрей и не выказывал никакого недовольства своей ролью. А уж с каким азартом во все это окунулись остальные домочадцы Долгоруких — и того понятней.
И однажды Татьяне стало до того тоскливо и муторно, что она решила — пришло время избавиться от своей несчастной любви. Она кинулась искать Сычиху — та непременно дала бы ей каких-нибудь отворотных снадобий, но ее и след простыл — избушка стояла пустая и холодная. Может, Варвара знает, где Сычиха, подумала Татьяна и отправилась к Корфам.
По дороге ей несколько раз становилось плохо — Татьяну шатало, и деревья вокруг плыли у нее перед глазами. Про себя Татьяна несколько раз недобрым словом помянула жизнерадостную Наташу — та своей прытью кого угодно могла извести, уж такая барышня непоседливая. А командовать любит не меньше самой Долгорукой. Вот уж точно была бы сапогу пара, — усмехнулась Татьяна.
— Что это с тобой, Танечка? — заботливо спросила Варвара, когда Татьяна добралась до имения Корфов. — Да ты сядь, сядь, на тебе лица нет! Ты уж извини, что без рук я — видишь, рыбу разделываю.
Варвара для пущей убедительности вытянула перед Татьяной ладони, остро пахнувшие свежей рыбой, и Татьяна беззвучно рухнула на пол.
— Боженьки мои! — вскричала Варвара и бросилась отмывать руки.
Наскоро счесав чешую, она тщательно вытерла их сухим полотенцем и уже только тогда принялась поднимать Татьяну. Варвара подтащила ее к буфету и прислонила спиною к дверцам, потом достала из соседнего стола склянку с нашатырем и быстрым движением пронесла сосуд близ Татьяниного лица. Через мгновение Татьяна застонала — ресницы дрогнули, на скулах появились признаки румянца.
— Ты, девка, меня так больше не пугай, — покачала головой Варвара, когда Татьяна открыла глаза, — , стара я уже стала для таких фокусов.
Варвара еще раз дала Татьяне нюхнуть нашатыря и убрала пузырек. Потом подала ей руку и велела: «Обопрись-ка, да поднимайся, нечего тебе в твоем положении на полу рассиживаться, сама знаешь, по полу всегда холод идет».
— О чем ты, Варвара? — не поняла Татьяна, присев на стул в другом углу кухни, подальше от разделочного стола — от одного взгляда на источавшую ароматы рыбу ее опять было в сторону повело.
— Ты вот что, — с сочувствием глядя на нее, сказала Варвара, — в обморок падать прекрати, а я сейчас вернусь.
Господи, расстроилась Татьяна, до чего же я слаба стала — привычный, вроде, путь прошла, а утомилась, точно весь день на поле пропахалась. Довела меня кручина, нет уже ни сил, ни терпения.
— На-ка, выпей, тебе сейчас самое то, — Варвара подала ей кружку холодного молока — только что из погреба, кувшин даже запотел.
