Вайолетт Бэкли - Научи меня любить
— Не знаю. Я была так рассержена, когда выходила вон… И ничего не заметила. Но ты хочешь сказать, что дверь должна была быть заперта?
Лоуренс помолчал, о чем-то задумавшись.
— Я сам запер ее, перед тем как пойти в церковь…
— Тогда кто же?..
— Наверняка все объясняется очень просто. Я дознаюсь. Не беспокойся об этом, моя маленькая птичка, — улыбнулся он. — Пора осмотреть твой новый дом и представить слуг. Ты должна, как следует познакомиться со своим гнездышком.
Вскоре не осталось ни малейших сомнений в том, что Оливия сумела завоевать сердца всех обитателей Виндроудхауза. Но завоевала ли она сердце Лоуренса, спрашивала она себя. Проходили дни и ночи, но о любви не было сказано ни слова. Оливия не могла дольше обманываться в отношении собственных чувств к нему. Ее постоянное, непреходящее желание видеть и слышать его, было, несомненно, не что иное, как любовь. И все же он, хотя и всегда был рад ее обществу, ни разу не сказал, что любит, и ей оставалось только прийти к выводу, что она нужна ему разве что в мастерской и в постели. Он же говорил — его интересует ее искусство! Но желание ощущать его прикосновения, его поцелуи и объятия не пропадало, хотя она и притворялась, принимает их неохотно. Она надеялась убедить его в том, что любит его еще меньше, чем он ее. И так каждый вечер они сходились в постели, и каждый пытался взять верх над другим, далеко не уверенные в исходе схватки их воль.
Иногда Оливия проливала сердитые слезы из-за того, что ей никак не удавалось заставить Лоуренса поступать так, как хотелось бы, отчасти оттого, что он действительно был сильнее, но также и потому, что собственное тело перестало ей повиноваться и слушалось теперь только его рук. Она начала всерьез задумываться над тем, как долго могут двое жить вместе и заниматься любовью при том, что одному из них приходится все время притворяться и таить тяжесть, лежащую на душе. Как признаться в своей отчаянной любви и сказать, что ее гордость побеждена, если ему не очень-то нужны эта любовь вне постели и эта победа над гордостью человека, к которому он равнодушен?
13
Как-то раз Лоуренс сказал ей, что хочет кое-что ей показать, и повел ее к большому собору Корнуэлла. Они вошли через западные врата. Оливия подумала, что она никогда в жизни не видела такого огромного здания. Лоуренс, не отводивший глаз от ее лица; увидел, как ее золотисто-карие глаза широко раскрылись от изумления.
Соединенные в одной точке наверху совершенными в своей симметричности арками, группы белых колонн, словно собранные в букеты стебли дудника, шли вдоль центрального нефа по всей его длине. Над арками располагались окна, через которые интерьер заливало ярким светом.
У Оливии от восхищения захватило дух. Лавируя в толпе пилигримов, строителей и зевак, заполнявших собор, Лоуренс провел ее к дверям и показал вверх. Оливия охнула, увидев прекрасные витражи над дверями. Тонкий, изящный узор ажурной работы в верхней части стрельчатых окон был словно тончайшее кружево.
— Видишь, какой формы узор в центре рисунка?
— Да, это сердце, — улыбнулась она.
Вдоль по нефу кое-где еще были расставлены строительные леса, а в центре валялись груды каменных плит и резных деревянных украшений для крыши, мотки канатов, блоки и шкивы. Посетители торопливо обходили их, спеша скорее пройти к покрову святого Уильяма.
— Я хотел, чтобы ты увидела все это, — сказал Лоуренс, отведя ее в сторону, — потому что предметы облачения, которые ты видела в нашей мастерской, предназначаются именно для этого собора. Через два года Лестер Гормэн станет новым архиепископом. Эти вещи специально заказаны для его возведения на престол. Я думал, что тебе следовало увидеть собор, может быть, возникнут какие-нибудь новые идеи. Я был прав?
Оливия кивнула, глаза ее зажглись воодушевлением.
— Конечно, всегда полезно знать, где будут носиться эти вещи, какие там цвета, какое освещение. Вообще, какого размера будет помещение. Но это — это гораздо больше, чем я могла себе представить. Знаешь, Анет следует нашить побольше блесток на митру, раз ее должны будут видеть с такого расстояния. И еще цвета… Ну-ка, интересно… Нет, нам надо принести материалы сюда. — Она покачала головой. — Нет, слишком бледно. — По ее лицу было видно, что у нее в голове идет напряженная работа и она пытается представить себе, как будут выглядеть наполовину готовые вещи в этом огромном соборе. Она схватила его за руку. — Мне надо посмотреть еще кое-что, пойдем скорее!
Лавируя в толпе, она повлекла его за собой к поперечному нефу собора, шедшему с севера на юг. Наконец они остановились под невысокой, широкой в основании башней. Ее глаза вновь загорелись при виде мягких серо-зеленых тонов витражей в пяти стрельчатых окнах башни. Она потянула Лоуренса за руку.
— Гляди, Лоуренс! Смотри туда. Нет, надо, чтобы глаза были полузакрыты. Теперь видишь очертания вон тех округлых узоров, идущих до самого низа? С красными сердцевинами?
— Да, теперь вижу. Они в каждом окне разные.
— Совершенно верно! А как ты думаешь, что, если повторить эти узоры в вышивке облачения? Взять за основу зеленый и красный, как здесь, но только сделать цвета намного ярче, так, чтобы они играли. Тогда их будет видно отовсюду, правда?
— Миледи, — улыбаясь, сказал Лоуренс. — Я думаю, что это ты должна была выбирать рисунки. Где же ты была?
Она улыбнулась ему печальной улыбкой и покачала головой.
— Прямо дух захватывает от всего этого. Но на вещах, которые я видела в мастерской, совсем другие узоры. А мы должны создать вещи специально на конкретного человека и для места, где он будет их носить.
— Но у нас в запасе всего два года. Нам хватит этого времени, чтобы сделать все заново?
Она лихорадочно соображала, не замечая, что и он, и она говорят «мы», а не «я» или «ты». Она отлично понимала, что если сейчас присоединится к работе, то времени им хватит. А если бы можно было еще пригласить ее монастырскую подругу Маргарет, а может, и еще кого-нибудь, то они закончат еще раньше! Но эти вопросы нельзя решать прямо здесь.
— Дай мне подумать, — сказала она.
А я ведь клялась отплатить ему за все, напомнила самой себе Оливия, глядя в зеркало на то, как искусные руки Карины заплетают и укладывают ее волосы в золотые сетки по бокам головы. Как я переменилась… Ее отражение открывало все признаки расцвета женственности, нового знания, полноты жизни. Перед ней была красивая женщина с гордо посаженной головой, одетая в новое блио из фиолетового с розовым отливом шелка и парчовое фиолетовое с золотом сюрко. Спереди были нашиты золотые пуговицы, гармонировавшие с сетками и золотой выделкой ее мягких кожаных туфель. Да, все очень изменилось.
