Джейн Остин - Гордость и предубеждение
– Наверное, этого достаточно, дитя мое. Ты выступала просто прекрасно и утешала нас своим пением достаточно долго. Пусть теперь другие девушки поют.
Мери сделала вид, что не услышала, и явно смутилась; Элизабет стало неловко за нее и своего отца, и она начала опасаться, что ее попытка не дала нужного результата. Теперь настала очередь других присутствующих сказать свое слово.
– Если бы мне, – сказал мистер Коллинз, – выпало счастье уметь петь, то мне было бы очень приятно порадовать общество какой-нибудь хорошей песней, поскольку считаю музыку невинным занятием, отнюдь не противоречащим профессии священника. В то же время я не собираюсь утверждать, что у нас есть право уделять ей слишком много своего времени, потому что в жизни надо заниматься и многими другими делами, а у приходского священника таких дел много. Самое главное – это распределить десятину таким образом, чтобы не обидеть себя и не забыть при этом о своем покровителе или покровительнице. Кроме того, он должен писать проповеди; а остального времени как раз хватает на выполнение приходских обязанностей, а также по уходу за своим жилищем и его улучшением, которое он просто обязан сделать как можно более удобным и уютным. А еще я считаю немаловажным, чтобы священник был чутким и доброжелательным ко всем, особенно к тем, кому он обязан своей должностью. Последнее я считаю его обязанностью – и плохого мнения я был бы о том, кто не воспользовался возможностью выразить свое уважение к родственникам этих людей.
Свою речь, настолько громкую, что ее услышала половина присутствующих в комнате, мистер Коллинз закончил поклоном в сторону мистера Дарси. Некоторые с удивлением смотрели на него, некоторые прыснули, но, кажется, никто не обрадовался так, как обрадовался мистер Беннет. Жена же его вполне серьезно восхваляла мистера Коллинза за такую рассудительную речь, шепотом отметив леди Лукас, что он чрезвычайно умный и добропорядочный молодой человек.
Элизабет подумала, что если бы даже члены ее семьи заранее договорились продемонстрировать все свои способности в течение одного вечера, то все равно им бы не удалось сделать это с большим рвением и успехом, чем сейчас, а ее сестре и мистеру Бингли очень повезло, что последний просто не заметил какой-то части этой демонстрации вообще – не имел склонности раздражаться по поводу тех глупостей, свидетелем которых он определенно стал. Конечно же, плохо, что две его сестры и мистер Дарси имели такую прекрасную возможность насмехаться над ее родственниками, и она никак не могла решить, что было более невыносимым: молчаливое презрение со стороны указанного джентльмена или наглые улыбки двух дам.
Остальные вечера принесла ей мало радости. Постоянно надоедал мистер Коллинз, упорно крутившийся возле нее. Ему не удалось уговорить ее потанцевать с ним, но прекрасно удалось отпугнуть от нее других кавалеров. Напрасно умоляла она его пообщаться с кем-то еще, бесполезно предлагала представить его какой-то другой девушке среди присутствующих. Он заверил Элизабет, что к танцам он совершенно безразличен и главную свою задачу он видел в различных проявлениях внимания в ее адрес, чтобы таким образом ей понравиться; именно поэтому он и решил не отходить от нее весь вечер. И никакие аргументы не могли поколебать его решимость поступать именно так. Облегчением своей незавидной участи Элизабет обязана приятельнице мисс Лукас, которая часто подходила к ним и сочувственно отвлекала на себя разговорчивого мистера Коллинза.
Но с другой стороны, она освободилась от дальнейших проявлений оскорбительного для нее внимания мистера Дарси. Он часто оказывался совсем недалеко от нее и, хотя ни с кем не общался, все же не решался подойти и начать разговор. Она чувствовала, что это могло быть следствием ее упоминаний о мистере Викхеме, и поэтому не могла нарадоваться.
Компания из Лонгберна отъехала последней из всего приглашенного общества, потому что благодаря хитростям миссис Беннет им пришлось ждать карету еще пятнадцать минут после того, как все остальные уже уехали; это также позволило увидеть, насколько горячо некто из гостеприимных хозяев желал ихнего отъезда. Миссис Херст и ее сестра открывали рты лишь для того, чтобы пожаловаться на усталость, и явно хотели как можно скорее остаться в одиночестве. Они опирались любым попыткам миссис Беннет завязать разговор и таким образом распространяли апатию на остальное общество, которое и так томилось от длинных речей мистера Коллинза, рассыпавшегося в благодарностях мистеру Бингли и его сестрам за изысканный прием и за то гостеприимство и вежливость, которое те проявили в отношении своих гостей. Дарси же – словно воды в рот набрал. Мистер Беннет (тоже молча) наслаждался сценой. Мистер Бингли и Джейн стояли в стороне и разговаривали только между собой. Элизабет молчала так же упорно, как и миссис Херст вместе с мисс Бингли; а также Лидия устала настолько, что сил у нее хватало только на то, чтобы время от времени повторять: «Боже, как я устала», – неистово при этом зевая.
Когда же они наконец встали, чтобы попрощаться, то миссис Беннет начала чрезвычайно вежливо и очень настойчиво выражать надежду на новую встречу с хозяевами дома теперь уже в Лонгберне, а затем обратилась лично к мистеру Бингли, заверив, что он сделает большую милость, если заедет к ним поужинать в любое время без лишних церемоний и формального приглашения. Бингли с радостной благодарностью согласился и, не долго думая, пообещал заехать при первой же возможности после своего возвращения из Лондона, куда он должен был ненадолго отправиться на следующий день.
Миссис Беннет была полностью удовлетворена и оставила дом с приятным убеждением, что, несмотря на необходимые приготовления и договоренности, заказ новых карет и свадебных нарядов, через три или четыре месяца она непременно увидит свою дочь хозяйкой Недерфилда. Относительно замужества Элизабет она была так же уверена и так же довольна, хотя и в меньшей степени. Из всех своих дочерей Элизабет она любила менее всего; и хотя ее ожидаемый муж и их брак были для миссис Беннет вполне приемлемыми, ценность и первого, и второго меркла перед величием мистера Бингли и Недерфилда.
Раздел XIX
Следующий день в Лонгберне стал началом нового действия: мистер Коллинз сделал формальное признание. Решив не терять времени, поскольку его отпуск должен был закончиться в следующую субботу, и не страдая от чувства неуверенности в себе даже в такой важный момент, он стал выполнять все как положено, с соблюдением всех тех формальностей, которые он считал неотъемлемой частью этой процедуры. Застав вскоре после завтрака миссис Беннет вместе с Элизабет и одной из младших сестер, он обратился к матери с такими словами:
