Джейн Фэйзер - Алмазный башмачок
— Меня зовут Матильда, милорд, — представилась она, видя его удивление.
— Ах да, конечно. — Он потер рукой подбородок.
Это была няня Корделии — та самая женщина, которая знала про все случившееся прошлой ночью. Однако в ее взгляде он не мог прочитать осуждения. Хотя Лео не привык думать об отношении слуг к нему, сейчас он с удивившим его самого беспокойством поймал себя на мысли, что не желал бы оказаться среди врагов матушки Матильды.
— Я хотела бы поговорить с вами о Корделии, — сказала та.
Виконт сразу понял, что с таким человеком нет необходимости прибегать к каким бы то ни было уловкам. Он жестом предложил Матильде следовать за ним вдоль берега реки, где было спокойнее.
— Как я понимаю, княгиня Саксонская посвятила вас в события, которые имели место прошлой ночью, — холодно произнес он.
— Я в курсе всего, что происходит с моей девочкой, милорд.
— Понимаю.
— Вам надо знать, милорд, что девочка — вылитая мать.
Если она любит, то любит от всей души. И для нее тогда не существует ничего, кроме ее любви.
— Я не совсем понимаю, Что вы имеете в виду, — мягко произнес Лео. — Она замужем за князем Михаэлем.
— Ну да, замужем за ним, но любит вас, милорд.
— Неужели вы вместе с Корделией сошли с ума? — Лео в сердцах стегнул стеком по ракитовому кусту. — Что бы она себе ни вообразила, это не может изменить ее положения.
Матильда понимающе кивнула головой:
— Я так ей и сказала, милорд. Но она не имеет обыкновения обращать внимание на то, что ей мешает.
— И, как я понимаю, мое отношение к данному предмету тоже не имеет никакого значения, — заметил он, втянув сквозь зубы воздух.
— Надо думать, вы не поощряли ее глупости?
— Разумеется, нет. Я же не какой-нибудь хладнокровный развратник.
— Тогда вам надо как-нибудь развеять ее заблуждение, милорд. Я сомневаюсь, что она по доброй воле откажется от вас, — без обиняков произнесла Матильда.
Лео поймал себя на том, что его не оскорбил ни совет женщины, ни ее манера выражаться. Она говорила истинную правду. У него было куда больше опыта, рассудительности, воли, чем у шестнадцатилетней Корделии. И уладить ситуацию, в которую они были вовлечены вдвоем, предстояло именно ему. Мельком пришло на ум, что до появления няни задача представлялась ему куда более простой, чем сейчас.
— Я не причиню ей вреда, Матильда.
Она несколько секунд смотрела на него, потом сказала:
— Конечно… конечно, я верю вам, милорд. И это только к лучшему, потому что человек, причинивший вред моему ребенку, причинил бы его и мне.
И добродушная тетушка в этот миг исчезла, сменившись античной фурией с грозным потемневшим взглядом, все знающей и предостерегающей.
Лео едва не отшатнулся от Матильды, ему пришла на ум мысль о колдовстве. Это была не просто заботливая няня, защищающая свою подопечную. Перед ним стояла женщина, ведающая о таких вещах, о которых мужчинам лучше не знать.
— Но и вам было бы неплохо предостеречь ее от неразумных поступков, — грубовато произнес он, едва удерживаясь, чтобы не убежать со всех ног. Потом кивком головы попрощался с ней, повернулся и направился к живописному пикнику.
Супруга наследника престола вернулась к своему экипажу, горько жалуясь Корделии на то, что официальное положение обрекает ее ехать в парадной карете, тогда как Корделия вольна носиться верхом.
— Не такая уж это свобода, Тойнет. Мы не можем обогнать твою карету, поэтому обречены плестись за ней. — Корделия заглянула в окно кареты. — Бедная Люсетта не понимает, почему она должна идти шагом.
— Но ведь между нами ничего не изменилось. — Тойнет недовольно нахмурилась.
Корделия от всего сердца расхохоталась:
— Да нет, изменилось. Тебе предстоит стать королевой Франции, ты помнишь?
Она отступила назад, так как кучер королевской кареты взмахнул бичом, трогаясь с места.
— Пойдемте, Корделия. Мы не можем заставлять людей ждать, — произнес у нее за спиной Лео. Он удерживал на поводу Люсетту, его грум стоял чуть поодаль, держа в руках поводья аргамака. — Позвольте мне помочь вам сесть в седло.
Он подставил сложенные лодочкой ладони и подбросил ее в седло. Улыбка, которой она одарила его, была столь ослепительна, что у него перехватило дыхание.
— Может быть, теперь нам можно ехать вместе? — спросила она совершенно искренне. — Сегодня утром мне было так одиноко.
Она направила свою лошадь бок о бок с его аргамаком, когда они заняли место в процессии сразу же за конным эскортом.
— Мне бы только не хотелось глотать их пыль.
— Мы можем двигаться чуть в стороне, — предложил Лео, тут же приводя свои слова в действие. Корделия последовала за ним.
— Не заключить ли нам еще одно пари на время сегодняшнего прибытия? — Она искоса взглянула на Лео, не скрывая своей радости от его общества.
— И какова ставка на этот раз? — Голос его прозвучал преувеличенно радостно, как если бы он шутил с неразумным ребенком.
Корделия нахмурилась. Такой тон был куда хуже, чем прежний, раздраженный. Она беззаботно пожала плечами:
— О, я не знаю. Я предложила пари, чтобы скоротать время, но не думала, что вы найдете это забавным.
— А какие предметы вы изучали в Шенбрунне? — спросил он бесстрастным тоном, только чтобы поддержать разговор.
К его изумлению, отвечая на дежурный вопрос, Корделия совершенно серьезно и пространно стала рассказывать про философию, начала математики, немецкую и французскую литературу. Девушка оказалась куда более образованной, чем было принято для ее пола, и он поймал себя на мысли, что Михаэль едва ли отнесется с восторгом к этому достоинству своей супруги. Эльвира как-то призналась, что Михаэль с презрением отзывается о «синих чулках», и ей приходится скрывать от него свои интеллектуальные интересы.
Тогда Лео не придал этому значения. Многие мужчины с предубеждением относились к образованным и красноречивым женщинам. Он лишь догадывался о том, что сестра имела доступ к библиотеке своего мужа, была вхожа в литературные салоны, которые стали появляться в Париже, и имела представление о современных научных идеях. Эльвира была старше и опытнее Корделии, а также более сдержанной и не такой прямодушной. Сумеет ли Корделия достаточно быстро понять, что с ее стороны было бы весьма разумно не афишировать перед мужем свои познания?
Когда они остановились, чтобы пересечь один из притоков Дуная, Штайр, Лео поручил Корделию заботам грума и отошел переговорить кое с кем из французского посольства. Корделия прогуливалась по берегу реки в обществе грума, бросая время от времени взгляды на массивные кареты, которые медленно, со скрипом двигались по узкому мостику, переваливаясь с боку на бок.
