Лиз Карлайл - Укрощенный дьявол
Почему-то Обри ожидала увидеть более пожилого, более солидного мужчину, а граф оказался молодым и подвижным. Он был высокого роста, широкоплечим, но при этом почти худым; его черных волос еще не тронула седина, а на лице с резкими, искусно высеченными чертами, с высоким лбом и тонким носом не было даже намека на морщины – одним словом, аристократ до мозга костей. И этот человек привык получать то, что хотел. Его блестящие серые глаза, казалось, охватывали все одним надменным взглядом.
Нет, от Обри не укрылось то, как Джайлз провожал ее взглядом, когда они встречались в коридорах. Она не ошибалась в той искре, которая пробежала между ними, когда он коснулся ее руки в то утро у себя в спальне. О да, она это помнила.
«Я не плохой человек», – сказал он ей в эту ночь, и, как ни странно, она уже начала в это верить. Он огорчился из-за, того, что случилось с Айаном, и этому она тоже поверила. Она видела, как он склонился над гробом своего дяди и очень долго молился, и это делалось не напоказ, Обри видела влагу у него в глазах.
Он не был плохим человеком, во многих отношениях он был очень хорошим человеком. Бог свидетель, она видела гораздо худших людей. А кроме того, Уолрейфен был одним из самых влиятельных людей Англии и, конечно, мог бы стать надежным союзником, но станет ли? Уолрейфен был человеком определенных принципов, человеком, поклявшимся соблюдать законы страны, а она уже столько их нарушила...
Чайник закипел, и Обри машинально встала и заварила чай. Она наконец перестала дрожать, логическими рассуждениями прогнав страх, как всегда это делала. Сохраняя холодное, рациональное мышление, она со всем справится, она смирится, и будет делать то, что должна делать, Айан будет в безопасности, и как-нибудь все образуется. Обри сказала себе, что должна в это верить.
К тому же Уолрейфен не задержится надолго в Сомерсете – ведь он ненавидел Кардоу, разве не так? Несомненно, он находил его уединение – именно то, что полюбила Обри, – утомительным. Ей не придется слишком долго греть его постель, если вообще дойдет до этого. Как только будет совершен религиозный обряд с телом его дяди, граф вместе с лордом и леди Делакорт вернется к очарованию Лондона, и пройдет еще, наверное, года три, прежде чем лорд Уолрейфен вернется в свое фамильное гнездо. Это была приятная мысль, и Обри чувствовала, что если позволит ей ускользнуть, то может сойти с ума.
Глава 6,
в которой лорд Уолрейфен ведет себя неподобающе
День похорон Элиаса прошел для Джайлза быстро, и это было приятно, если так можно сказать о дне, в который нужно было справиться с таким горем. Как и можно было ожидать, похороны оказались тяжелой процедурой, учитывая обстоятельства смерти Элиаса и бремя вины, которую чувствовал Джайлз, спускаясь по холму к кладбищу.
А чтобы все было еще хуже, поминальный плач тети Харриет, сопровождавший мужчин, которые несли гроб, разносился по ветру, казалось, почти до самой деревни. Джайлз старался убедить себя, что она по-настоящему грустит, что ее переполняет боль, но чувствовал, что ему это плохо удается.
Однако ему недолго оставалось терпеть ее показные страдания. К следующему утру Сесилия и проворная миссис Монтфорд собрали его родственников в обратную дорогу и проводили со скалистой вершины Кардоу, положив им в экипажах под ноги разогретые камни, а на колени плетеные корзины с едой. Джайлз немного расстроился, обнаружив, что среди его близких нет ни одного человека, по которому он скучал бы.
Стоя у окна кабинета, Джайлз смотрел, как последний экипаж – коляска его двоюродного дедушки Фредерика – проехал через подъемный мост и скрылся за поворотом, и неожиданно рассердился, что члены его семьи были столь далеки друг от друга. В эти последние дни он мог бы получить хоть немного искреннего утешения, какой-нибудь добрый совет, а вместо этого переживал свою утрату так же, как переживал все другие в своей жизни, – в одиночку.
Было время – правда, короткое, когда он тянулся к Сесилии, но теперь у нее были Делакорт и двое очаровательных детишек. «Если бы у меня была семья, – вдруг решил Джайлз, – мы бы жили вместе, без разобщенности и всяких отвратительных ссор. В Кардоу может разместиться целая армия, и разве там не могут мирно существовать две или три разросшиеся семьи?»
Внезапно он понял, что впервые за два десятилетия думает о Кардоу как о доме, и вообще в первый раз ему пришла мысль остаться или создать здесь семью. Впервые с тех пор, как Сесилия досталась его отцу, Джайлз всерьез задумался о своем личном будущем. Он с величайшей добросовестностью относился к своей парламентской карьере, отдавал все время сначала палате общин, а потом палате лордов и пользовался доверием короля и его советника настолько, насколько это доступно обычному человеку. Лорд Уолрейфен всегда стремился использовать власть разумно и уже отказался от нескольких ключевых правительственных постов, включая должность лорда-хранителя малой печати, но у него не было никаких планов личной жизни.
«Найди себе жену», – советовал ему Макс.
И, несмотря на все свои возмущенные возражения, Джайлз понимал, что ему нужен наследник. Ему было уже тридцать три года, и, честно говоря, его давно потерянные кузены могли быть живы, а могли и умереть, они могли оказаться негодяями, грабителями банков, биржевыми брокерами или ковбоями – в конце концов, – в Америке полным-полно таких случаев. И вдруг он понял, что нисколько не сомневается в том, что хочет оставить себе и Кардоу, и графский титул.
Сквозь осенний утренний воздух, который вдруг стал удивительно прозрачным, Джайлз смотрел на плывущую по заливу рыбацкую лодку. Нет, он абсолютно не мог представить себе, что женится. Какой позор: совсем недавно его кровь закипела из-за женщины, женщины, до которой он едва дотронулся, и эта женщина была его экономкой. О, он не мог сосчитать, сколько у него было любовниц, но необузданные чувства, вспыхнувшие в нем к миссис Монтфорд – нет, к Обри, – были сложными и сбивали с толку.
С самого приезда сюда Джайлз чувствовал ее, он постоянно ощущал ее присутствие в этом доме – в своем доме, – словно она была частью этого дома. Он почти явственно ощущал, как она перемещается с места на место, занимаясь своими повседневными обязанностями. Часто его обостренные чувства говорили о ее появлении еще до того, как она входила в комнату или выходила из-за поворота, даже до того, как он мог услышать тихий звон ключей у нее на поясе. А затем его охватывало странное, безымянное желание, от которого все внутри сжималось. Это было... что-то первобытное, болезненное и фантастическое. Но он прятал эти чувства, старательно прятал, хотя они были с ним всегда и даже тогда, когда его мысли блуждали где-то в другом месте.
