Лиз Карлайл - Укрощенный дьявол
– Я не плохой человек, миссис Монтфорд, – тихо сказал он.
– По-моему, милорд, вам совсем не обязательно доказывать это мне, – застигнутая врасплох, пробормотала Обри, слегка приподняв обе брови.
– Тогда почему же, когда я с вами, вы заставляете меня чувствовать, что я обязан это сделать? – едва заметно улыбнулся Джайлз.
– Простите, милорд, если я когда-нибудь позволила себе такое. – Обри вся сжалась.
– Миссис Монтфорд, – граф, очевидно, не собирался так просто отпустить ее с крючка, – почему вы не сказали мне, что ваш сын пострадал при обрушении башни?
Необъяснимые эмоции нахлынули на Обри, злость и растерянность, и она ответила гораздо резче, чем ожидала:
– Вряд ли благополучие моего сына может вас заботить, милорд.
– Это совершенно неверно, – возразил Уолрейфен, – ведь он живет под моей крышей. Если меня не заботит его благополучие, значит, я бессердечный человек, и вы имеете полное право думать обо мне плохо. Но, как оказалось, вы так не считаете. Знаете, что я думаю, миссис Монтфорд?
– Я убеждена, что это не мое дело, милорд. – Она отошла в сторону, и луч лунного света упал ей на плечо.
– Я думаю, быть может, вы скрыли это от меня, чтобы не признать того, что меня это взволнует, – доверительно сказал он. – Вероятно, иногда для вас проще считать меня бессердечным.
– Честно говоря, милорд, вряд ли я вообще думала о вас.
– О, – он приподнял одну бровь, – неприятно это слышать.
– Я имею в виду, сэр, что стараюсь добросовестно выполнять свои обязанности, – побледнев, поспешно добавила Обри, когда осознала только что произнесенные слова. – Но кроме этого...
– Да, да, – мягко остановил ее Джайлз. – Знаете, давайте не будем ссориться. Я благодарен вам за вашу сегодняшнюю доброту и просто хочу, чтобы вы знали, что я сочувствую вашему сыну. Моя невнимательность привела к несчастному случаю с ним, и я себе этого никогда не прощу.
– Вы милостиво разрешили Айану оставаться здесь, милорд, – прошептала она, потупившись и глядя в пол. – Неужели вы думаете, я этого не понимаю?
– Миссис Монтфорд, ваш ребенок имеет полное право находиться в моем доме, – тихо сказал Уолрейфен. – Так всегда было. И я молюсь, чтобы он полностью поправился.
– Доктор Креншоу уверяет меня, что с ним все будет хорошо, – ответила Обри, ощутив непонятное настойчивое желание убежать. – Теперь, милорд, позвольте пожелать вам спокойной ночи, мне нужно спуститься в кухню. – Она снова сделала реверанс и торопливо повернулась, чтобы уйти.
– Подождите, – попросил Джайлз, положив руку ей на плечо, и почувствовал, как она вздрогнула от его прикосновения.
Естественно, Обри повиновалась, ведь она работала на него.
В неверном свете луны Джайлз изучал ее лицо, внимательно рассматривая каждую черточку. Иногда ему казалось, что он замечал проблески удовольствия в ней, но оно, видимо, никогда не прорывалось наружу. Но опять же, кто он такой, чтобы определять, радуются ли чему-то другие?
– Обри – это ваше настоящее имя, так ведь? Я нахожу его исключительно красивым.
Она подозрительно искоса взглянула на Уолрейфена, однако ничего не сказала, а он нерешительно поднял руку, но потом снова опустил ее.
– Я просто хотел посмотреть на вас немного, – хрипло сказал он. – Вы... постоянно двигаетесь или постоянно прячетесь в темноте. Постоянно... я не знаю, делаете что-то, что меня раздражает. – Не дождавшись от нее ни слова, он снова поймал ее взгляд и продолжил: – Могу я задать вам необычный вопрос, миссис Монтфорд? – Он почувствовал, что она мгновенно встревожилась.
– Да?
– Вчера у себя в спальне... – Он замолчал, с трудом сглотнул и договорил до конца: – Я почувствовал, как что-то – я не знаю что – возникло между нами, когда я подавал вам кофе. Могу я спросить, вы... почувствовали что-нибудь?
– Нет, – пробормотала она, выпрямившись и медленно покачав головой, – ничего, что осталось бы у меня в памяти.
Она все еще послушно стояла в лучах лунного света, волосы мягкими завитками обрамляли ей лицо, вокруг очаровательных проницательных глаз проглядывали следы усталости, оставленные возрастом. И еще в ней чувствовалась настороженность. О да, она понимала, полагал Джайлз, о чем именно он думал.
Он хотел ее.
О Боже, как получилось, что они так быстро дошли до этого – он и его экономка, ведь еще сегодня утром она его раздражала? Господи, она же его служанка!
Но услужение могло обернуться обоюдоострым лезвием. Джайлз снова окинул Обри взглядом, и власть – власть, которой он обладал над ее жизнью и ее средствами к существованию, – сыграла с ним шутку. Он никогда не получал удовольствия от использования своего влиятельного положения, не делал этого и сейчас, но только монах мог не воспользоваться преимуществом, чтобы попросить – или, вероятно, более честно было бы сказать «чтобы взять» – то, что хотелось. Это было волнующее, острое, почти болезненное искушение.
В какой-то момент ее молчаливого бодрствования у гроба сегодня ночью ему показалось, что Обри плакала, и сейчас он еще мог различить следы слез, едва заметные на фоне ее алебастровой кожи. О Боже, ему так много необходимо было узнать: что она думала о нем? Ненавидела ли она его? Чувствовала ли вообще что-нибудь к нему? Была ли она любовницей его дяди – неужели была?
Нет, теперь это был уже не вопрос, так? Теперь вопрос заключался в том, станет ли она его любовницей. Не будет ли ей противно прийти к нему в постель? Насколько дорожит она своим местом? От такого направления мыслей у Джайлза по коже побежали мурашки, и он подумал, что это посещение Кардоу превращается в настоящий кошмар. Как он позволил себе поддаться таким сложным, беспорядочным эмоциям? Как мог он чувствовать одновременно горе и вожделение, вину и раскаяние? Он не знал.
Джайлз только знал, что ее слова проникали в какую-то зияющую пустоту в его душе, и позволил себе впитывать ее слова. Чувствуя, как у него перехватывает дыхание, он не смог удержаться и, подняв руку, медленно провел по ее щеке тыльной стороной ладони.
– Миссис Монтфорд, а теперь вы что-нибудь чувствуете? – шепнул Джайлз.
Она не пошевелилась, ничего не сказала, не отвела взгляда, а вместо этого только вопросительно посмотрела на Уолрейфена, но он все же почувствовал, как она задрожала от его прикосновения. Он услышал, что она задышала неровно, и заметил, как слегка затрепетали ее ноздри. И внезапно Джайлз со страхом понял, что хочет Обри Монтфорд так, как никого и ничего никогда прежде не желал. Он хотел ее так сильно, что, вероятно, готов был сделать то, что всегда осуждал в других людях, – подчинить более слабого своей воле. Не физически, нет, но хитро, с помощью власти и влияния, а это было еще хуже.
