Карен Рэнни - Обещание любви
В это мгновение, когда Алисдер молча стоял рядом с Джудит, положив руку ей на спину, словно пытаясь стереть шрамы, он со стыдом признал, что и сам причинил ей немало боли.
Он называл ее костлявой, а она была лишь худенькой. Дразнил ее клячей. А она была лишь измучена. Говорил, что она слишком остра на язык. А она ужасно боялась…
Алисдер задумался над тем, как бы он повел себя, если бы его вытолкали из родного дома и отправили через всю страну неизвестно куда, женили, а потом бы ждали, что он за одну ночь примет чужие обычаи.
Впрочем, подумал он, обстоятельства не так уж отличаются, как может показаться на первый взгляд: ему тоже пришлось пересечь всю страну. Только свою собственную. Алисдеру предстояло вместе с отцом и старшим братом примкнуть к восставшим, хотя лично он был категорически против такого безумия. Его подтолкнули к женитьбе, когда это совсем не входило в его планы. А теперь англичане ожидают, что он растворится в их культуре и полностью забудет о своих корнях.
Каков же его ответ на все это? Гнев.
Он превратился в решимость, но это ничего не меняло. Он все еще не мог без гнева вспоминать об убитых отце и брате, о своей стране, бросившей людей на произвол судьбы. Он злился на Малкольма: он втянул его в этот брак, который Маклеод вынужден признавать. Его охватывал гнев оттого, что от него требовалось стать англичанином и забыть о своей шотландской душе.
Гнев заставил его бросить вызов окружающему миру. Таким образом он справлялся с переменами в своей жизни, с потерями и горем. Новый мир, навязанный англичанами, можно изменить только решимостью. Он устоит под натиском этого мира!
Алисдер посмотрел на свою жену новыми глазами. Джудит боролась за выживание, защищаясь единственным доступным ей способом: окружила себя стеной молчания. Даже сейчас она стояла перед ним обнаженная и не пыталась прикрыться. Словно спряталась туда, где ни боль, ни унижение не могут добраться до нее. И стена эта прятала ее так же надежно, как темнота. Только так можно выжить в ужасе, который наполнял ее жизнь.
Алисдер осторожно повернул Джудит лицом к себе. Из ее пораненной губы все еще сочилась кровь. Он осторожно коснулся ранки пальцем, желая вытереть кровь. Джудит не подняла глаз, даже когда он подошел к кувшину, смочил салфетку и нежным прикосновением смыл алую струйку.
Он обнял ее, и она сжалась, хотя объятие было легким и осторожным. Джудит стояла в его руках выпрямившись, пока он не склонил ее голову себе на плечо.
Нежность была ей незнакома, сочувствие вызывало подозрение.
– Я не буду бить тебя, Джудит, – тихо-тихо произнес Алисдер в ответ на ее невысказанные вслух мысли. – Я всегда касался женщин, только чтобы доставить им наслаждение и радость. Моя жена никогда не боялась меня, у нее не было на то причин.
– Я не знала, что ты был женат, Маклеод.
– Мы очень многого друг о друге не знаем. В твоей жизни есть еще какие-то тайны? – спросил Алисдер, пытаясь хоть немного разрядить напряжение.
– Я стою перед тобой нагая, Маклеод. Если бы у меня оставались еще какие-то тайны, ты бы их тотчас увидел. – Глаза Джудит блеснули в тусклом вечернем свете. Она ничего не рассказала о других темных тайнах, которые жгли ей душу. О них знает только Господь.
Алисдер подошел к кровати, стянул простыню и с бесконечной нежностью обернул ею Джудит.
Он осторожно опустил ее на кровать, тщательно укрыл и вышел из комнаты. Только сейчас он с изумлением понял, какие преимущества дает жена-англичанка. Он работал не покладая рук, делал все, что мог, чтобы его клан выжил, чтобы англичане не трогали их. Условное освобождение висело на нем как удавка на шее, которую в любой момент могли затянуть. Однако жена-англичанка гарантировала им определенную меру свободы и безопасности.
Бабушка, с ее-то проницательностью, наверняка поняла это.
Глава 16
– Я схожу, – вызвалась Джудит, когда старая Софи заявила, что им нужны яйца и молоко.
Джудит вовсе не радовала перспектива отправиться в деревню, где теперь смотрели на нее как на врага, но только таким способом можно было хоть на некоторое время ускользнуть от Малкольма.
Пребывание за общим столом с остальными обитателями замка во время повседневных трапез стало для Джудит сущим наказанием. Малкольм не спускал с нее глаз, словно она воплощала в себе все зло, что принесли с собой англичане. Говорил он редко, просто смотрел на нее, набычившись над тарелкой, будто ее прошлое было для него личным оскорблением, да и для Алисдера тоже. Ведь именно он, Малкольм, навязал Джудит ему в жены.
Она понимала, чем вызван его гнев, но ничего не могла поделать. Старик шотландец, судя по всему, считал ее ответственной за преступления, которые совершил граф Камберлендский со своими солдатами. Малкольм ведь не знал, что она презирала Энтони с самого начала и со временем презрение и ненависть к нему только усилились.
Замуж за Энтони Хендерсона она вышла по настоянию отца, сквайра Кутбертсона, сразу по прошествии шести месяцев после смерти Питера и возвращения домой. Полк, в котором служил Энтони, успешно подавил продовольственные бунты в Йоркшире, где ее отец без всяких угрызений совести продавал товар по завышенным ценам. У Джудит тогда создалось впечатление, что отец просто вручил ее как награду солдату, который помог ему в торговых махинациях. Иначе как объяснить, что он выбрал себе в зятья человека без состояния, без перспектив. Вполне вероятно, как и с ее высылкой в Шотландию, сквайру было совершенно безразлично, что представляет собой будущий муж дочери, лишь бы поскорее спровадить ее из дома.
Впервые Джудит увидела нового мужа в день свадьбы, и, хотя сестры отмечали его интересную внешность и военную выправку, она увидела в глазах Энтони только нескрываемое презрение к дочери торговца. Она не ошиблась и в первую же брачную ночь испытала это презрение на себе сполна, познакомившись с дикими, необузданными инстинктами Энтони. Она уже побывала замужем, но Питер овладевал ею осторожно и стеснительно, словно извинялся за то, что делает что-то нехорошее и неподобающее. Джудит оказалась совершенно неподготовленной к зверствам второго мужа. Следующим утром она появилась на пороге небольшого гостиничного номера с глазами, полными ужаса. Теперь Джудит знала, что ее ожидает.
Самыми худшими были воспоминания о длинных месяцах, когда полк Энтони квартировался в Лондоне. Новое назначение не устраивало его, и он перенес свою злость и неудовольствие на Джудит, мучая, издеваясь и насилуя ее ежедневно. Из ее памяти стали выпадать целые куски времени, по нескольку дней кряду. Ей казалось, что весь этот ужас происходит не с ней, она словно смотрит на происходящее со стороны.
