Шелли Такер - Навсегда с ним
Но, оказавшись со служанкой наедине, Гастон с удивлением и беспокойством почувствовал, что не испытывает к ней никакой страсти. В первый момент он испугался и подумал о каком-то недуге, поразившем его. Ее поцелуи совершенно не возбуждали. Он снял сапоги, отстегнул меч и начал раздеваться, чтобы продолжить ласки в постели, но вдруг… передумал. Резко повернувшись в темноте, он случайно напоролся на небрежно брошенный меч и пронзил им бедро.
Это окончательно подорвало его дух. Прежде, что бы ни случалось, он был предельно аккуратен с оружием. Сейчас же его мысли были далеки от девушки, предлагавшей ему себя, и целиком поглощены образом Кристианы: чертами ее лица, формами и…
Дьявол, эта навязанная ему жена по-настоящему опасна, если сумела так завладеть его чувствами, что он потерял интерес к женщинам! Потерял осторожность при обращении с оружием! Потерял контроль над собственными мыслями. Он не находил этому объяснения.
Появившиеся в комнате Ройс с охотниками по-своему истолковали инцидент, а он не стал их переубеждать. Позже он боялся задумываться над случившимся, подозревая, что найдет ответ, который его вовсе не обрадует.
Но он понимал, что… привязан к Кристиане какой-то неведомой силой, заставившей его отказаться от общества других женщин.
До него вдруг дошло, что он выбрал девушку в таверне именно потому, что она была рыжеволосой.
Как его жена.
Жена, которую он не имеет права положить с собой в постель.
Гастон отошел от очага и направился к окну. Отворив створки, он позволил студеному зимнему воздуху наполнить комнату и вдохнул полной грудью, надеясь потушить все еще полыхавшее в груди пламя.
Испепеляющее желание вновь начало преследовать его, стоило ему встретиться с Кристианой взглядами.
Боже, а ее вызывающий наряд, который обрисовывал длинные, стройные ноги — икры, колени, бедра! Он не видел ее всего несколько дней и сейчас чувствовал себя крестоносцем, прильнувшим к чистому источнику после долгого блуждания по знойной пустыне. Ее грудь казалась ему еще более пышной, чем запомнилась со времени их последней встречи, ее талия — еще более тонкой, вздернутый подбородок — еще более независимым, темно-серые глаза — еще более…
Нет, черт возьми, невыносимо! Он захлопнул окно и снова стал мерить комнату шагами в тщетной попытке выбросить из памяти навязчивый образ.
Это грозило опасностью. Смертельной опасностью! Если она только догадается, в ее руках окажется оружие, разящее без промаха.
Он изо всех сил пытался скрыть это непрошеное… непрошеное…
Он нашел точное слово, и лицо его исказила горькая гримаса.
Чувство к ней! Во что бы то ни стало он должен подавить его, не дать ему завладеть собой.
Внезапно Гастону вспомнился его брат Жерар и безумная страсть, которую тот питал к своей жене Аврил. Чета проводила вместе все дни, все часы с их первой встречи. Жерар называл это любовью. Словом, которое достойно только женщин. Гастон знал, что оно означает: постоянное всепоглощающее желание так вскружило Жерару голову, что он…
Он стал слишком мягким от этой «любви». Больше супругом, чем воином. Он позволил чувствам к Аврил так завладеть собой, что перестал быть настоящим рыцарем. Будь Жерар более твердым, более осторожным, будь он самим собой в тот злосчастный день, он остался бы жив. И их отец остался бы жив.
Нельзя позволить чувству к женщине взять верх над всем остальным. Судьба Жерара ясно это показывала.
Гастон присел на кровать и яростно потер лоб. Надо избавиться от этого дурацкого желания. Избавиться от Кристианы. Она же человек Туреля и послана сюда именно затем, чтобы сделать его, Гастона, беззащитным перед ее чарами. Обмануть его. Обворожить. Соблазнить!..
Он обязан добиться расторжения брака и жениться на миледи Розалинде де Бриссо. Чем скорее он сделает это, тем лучше. Три его замка слишком далеко отстоят друг от друга и представляют легкую добычу для Туреля, для фламандцев, для любого разбойника или мародера. Только объединив свои владения с землями Бриссо, клином разделившими его имения, сможет он противостоять захватчикам.
Значит, прежде всего надо избавиться от Кристианы. Занятый своими мыслями, Гастон едва услышал звук отворяемой двери.
Она вошла без стука, бесстыдная маленькая стерва. Стоит в дверном проеме с тазом воды, куском мыла и длинными полосами льняной ткани. Кроме того, держит в руках флягу с вином. Лицемерка, опустила глаза долу, но вся так и излучает то ли злость, то ли вызов.
Он выругался про себя. Зачем он поддался минутному порыву и велел ей прийти? Идиот! Намеревался доказать — ей ли, им ли обоим, — что он здесь единственный хозяин, что силой своего разума может подавить свои страсти. Что ни одна женщина не заставит его потерять контроль над собой, и уж во всяком случае не она.
Оказывается, он переоценил свои силы и понял это, только оказавшись лицом к лицу с ней. Надо отослать ее обратно.
Но тем самым он обнаружит, какую власть имеет над ним женщина.
Селина подняла глаза от таза с водой.
— Я пришла, как вы приказали, — тихо произнесла она.
— Закройте дверь! — сказал Гастон, когда она не дрогнула под его пристальным взглядом.
— Вы не боитесь разрешить мне обработать свою рану, если даже моя стряпня не внушает вам доверия?
— Закройте дверь, — повторил он.
Она послушалась, но руки ее при этом дрожали.
Его сердце тоже билось неровно. Гастон задышал глубже, надеясь успокоиться.
Он в первую очередь воин и лишь потом — мужчина. И да будет так!
— Я велел вам прийти сюда, дорогая супруга, потому что желаю поговорить с вами наедине. — Он осторожно прилег, опершись на локоть. Сетка под матрацем заскрипела от его тяжести. — Я не доверяю вам, это правда. Но рана не слишком глубокая, да и король объявил ясно: если со мной что-нибудь случится, ваш патрон лишится всего.
— Вы не вправе винить меня за рану, которую получили, когда… когда были с другой женщиной, — потупясь, сказала Селина и поставила таз на столик возле кровати.
Как раз винить он должен именно ее! Ну да это даже к лучшему: пусть себе верит байкам Ройса.
— Боль от столь незначительной раны не такая высокая плата за наслаждение, которое дала мне эта девушка. — Он усмехнулся. — И хотя в этом действительно нет вашей вины, но если что-то со мной случится после вашего лечения, Турель заплатит сполна.
— Я не состою ни в каком заговоре с Турелем, — заметила она, покачав головой.
Гастон давно уже перестал обращать внимание на ее повторяющиеся слово в слово объяснения. Боже, как она прекрасна! Она будто согревала комнату своим дыханием, пахнущим весной. В костюме цвета свежей листвы она напоминала птичку, впорхнувшую сюда по ошибке. Комната на ее фоне выглядела унылой и бесцветной. Даже яркие шелковые покрывала на кровати с вышитым на них его гербом словно померкли.
