Барбара Картленд - Рапсодия любви
И настоящей отрадой было использовать педали «форте» и «пиано» и слышать силу, звучность и яркость нот.
Но как бы ни хотелось Орлене унестись на крыльях музыки, она должна была следить за Снежком и при этом быстро подбирать требуемый мотив. Впрочем, через два часа Дженни захлопала в ладоши.
— Ты великолепна! — вскричала она. — Совершенно великолепна! Гораздо лучше любого пианиста, что у меня когда-либо был!
— Значит… я нанята? — спросила Орлена.
— Конечно, нанята, — ответила циркачка. — То есть… если тебе действительно нужна работа.
— Нужна, — подтвердила девушка. — И еще я должна найти, где жить.
В первый раз показалось, что Дженни, поглощенная собственными проблемами, задумалась над проблемами Орлены.
— Ты хочешь сказать, что не можешь остаться с Терри? — спросила она.
— Терри не должен знать, что я здесь, — быстро ответила Орлена. — Это важно, Дженни.
Видя, что танцовщица собирается задавать вопросы, девушка добавила:
— Я не хочу обсуждать причину, но я должна как-то замаскировать себя. Возможно, надеть очки или вуаль.
Дженни окинула ее взглядом и через минуту проговорила:
— У меня идея. Если ты действительно не хочешь быть узнанной, то мы можем тебя полностью замаскировать.
— Как? — нервно спросила Орлена. Девушка вдруг представила, что ее покрывают гримом, как клоуна.
— В гардеробной есть очень милый костюм венецианской дамы, и в этот костюм входит маска.
Орлена ахнула.
— Замечательно, Дженни! Это именно то, что нужно, маска на глазах, чтобы никто меня не узнал.
Костюм превзошел все ее ожидания.
Кроме маленькой черной маски, окаймленной кружевом, чтобы спрятать лицо, имелась и традиционная кружевная вуаль, а волосы можно было скрыть под щегольской бархатной треуголкой.
Платье было красного цвета, и хотя Орлена знала, что оно сшито из дешевой ткани и вышивка на нем очень грубая, публике оно казалось чрезвычайно роскошным и эффектным.
Когда девушка надела его, уже подогнанное под ее очень тонкую талию, она подумала, что никто, даже Терри, ее не узнает.
Однако, вспоминая о Терри, Орлена поняла, что боится вовсе не брата, а кого-то совсем другого.
Но потом сказала себе, что беспокоится зря.
Вряд ли граф когда-нибудь снизойдет до посещения Амфитеатра Астли и, уж конечно, не заподозрит, что она — пианистка в одном из конных номеров.
В тот первый день, когда они закончили репетировать и решили насчет ее костюма, до вечернего представления оставалось совсем мало времени.
— Мне бы не хотелось надоедать, — робко сказала Орлена наезднице, — но я должна найти себе какое-то жилье.
— Считай, что уже нашла, — весело ответила Дженни. — Шикарным это место не назовешь, но, во всяком случае, сегодня ты можешь переночевать в моей берлоге. Я знаю, у хозяйки есть свободная комната. Размером она чуть больше чулана, но по крайней мере тебе не будут угрожать Бродячие Ромео!
В тот момент Орлена не поняла, что это значит.
Но уже в ближайший вечер ей пришлось столкнуться с этими мужчинами, которые вечно болтаются за кулисами, ожидая конца представления, чтобы пригласить артисток поужинать.
Орлена знала, что, если бы не Дженни, она была бы до смерти испугана.
Иногда эти Ромео бывали пьяны и агрессивны, иногда они приезжали в цирк, чтобы найти совсем другого рода развлечения.
Обычно они ходили по коридору, заглядывали в двери уборных, всем надоедали, и ничто не могло их остановить.
Дженни обращалась с ними твердо и с такой решительностью, которая вызвала искреннее восхищение Орлены.
Вместе с тем девушка благословляла свою маску, считая более разумным не снимать ее, пока даже самый упорный Ромео не покидал Амфитеатр.
В следующие несколько дней Орлене пришлось многое узнать.
Комната, добытая ей Дженни в том доме, где циркачка снимала жилье, и правда оказалась маленькой и неудобной, а грязное окно впускало очень мало воздуха.
Но Орлена знала, что сама бы она ничего не нашла, и была только благодарна Дженни, что та взяла ее под свое крыло.
Их квартирная хозяйка, краснолицая толстуха, попивающая джин, была добродушной женщиной и за отдельную плату охотно готовила им ужин после представления.
Орлена думала, что такая привлекательная девушка, как Дженни, каждый вечер ездит ужинать в рестораны, но выяснилось, что это не так.
Нет, конечно, всегда находились мужчины, желающие ее пригласить, но они считали, что купленная еда дает им право потребовать от циркачки другие услуги, и Дженни отказывала им с резкостью и достоинством, которым Орлена завидовала.
— Я скучаю по твоему брату, — однажды тоскливо молвила артистка.
Орлена смутилась. Ей было неловко, что Терри так быстро переметнулся к балерине.
— Ты видишь лорда Уэстовера? — торопливо спросила она, чтобы отвлечь разговор от брата.
Дженни покачала головой.
— Он ни разу не появлялся после того вечера, когда мы все вместе ездили ужинать. Я думала, он встречается с тобой.
— Нет, я его больше не видела.
— Странно, — удивилась циркачка. — Он тобой увлекся — я была в этом уверена!
Орлена невольно подумала, что, если бы лорд Уэстовер знал, в каком она сейчас положении, возможно, он захотел бы возобновить их знакомство.
Однако девушка подозревала, что молодой лорд, подобно Терри и графу, был бы очень шокирован тем, что она делает, и вознамерился бы немедленно забрать ее из цирка.
Но не только цирковая атмосфера и жилье были для Орлены непривычными; сами улицы теперь, когда девушка ходила пешком, а не ездила, приняли совсем другой облик.
Они по-прежнему были запружены наемными и частными экипажами, колясками, фаэтонами, ландо, дилижансами и почтовыми каретами, которые она и раньше видела из экипажа графа.
Но теперь Орлена заметила двухпенсовых почтальонов с их колокольчиками, фонарщиков, мусорщиков, разносчиков, еврейских нищих, лошадиных барышников, травниц и оборванных босоногих детишек.
Особенно много их было возле цирка. Обычно они толпились вокруг ларька, где торговали горячим напитком из молока, сахара и сассафраса, и, не в состоянии купить себе чашку, вдыхали его аромат.
Напиток стоил полтора пенса. Орлена знала, что должна беречь деньги, но не могла устоять, чтобы не попробовать его.
Как оказалось, это горячее лакомство было любимым обедом бедных, несчастных, забитых маленьких трубочистов.
Только ночью, когда девушка оставалась одна и лежала на узкой кровати с рваными, тонкими одеялами и жесткой соломенной подушкой, она позволяла себе думать о графе.
