Мэри Уайн - Похищение невесты
Джемма поперхнулась от возмущения и выпалила:
— Советам? Вы намеренно обманули меня, когда я спросила, где моя лошадь!
Этот варвар еще имел нахальство спокойно пожать плечами!
— Ну, это правда.
Джемма тряхнула головой и, не выпуская поводьев, заявила:
— Значит, этот совет и не заслуживал того, чтобы ему следовать.
Держа голову гордо поднятой, она посмотрела прямо ему в глаза. Это был поединок двух характеров, и их столкновение оказалось настолько жарким, что под взглядом Гордона у нее мурашки пробежали по спине. В его глазах отразилась решимость, но Джемма не отступала. Ее воля не позволяла ей сдаться, пока ее пальцы лежали на коже уздечки. Она была так близка к цели, однако Гордон являл собой слишком серьезное препятствие.
— Ты можешь отправиться только обратно в мою башню. Ничего иного я не могу тебе посоветовать.
— Вы не имеете права меня здесь удерживать!
— Я получил разрешение твоего брата.
У нее изумленно открылся рот, но она не поверила своим ушам.
— Не может быть!
Ее слова были едва слышны, но эмоции, которые их переполняли, заставили ее кобылу прянуть в сторону. Гордон протянул руку, чтобы схватить уздечку, и Джемма выпустила ее, чтобы избежать контакта с ним.
Почему ей никогда не удается правильно оценить обстановку, чтобы лишний раз не встречаться с ним, избежать его прикосновения? Досада помогла ей справиться с потрясением, однако глубоко в ее сердце осталась острая боль.
Она возмущенно посмотрела на Гордона:
— Вы разговаривали с моим братом за то время, пока я здесь находилась? И Керан дал вам разрешение оставить меня?
Она выпалила эти два вопроса без паузы: ее мысли неслись слишком стремительно, чтобы она могла себя сдержать.
— Это так, милая, но я не просил его разрешения причинять тебе боль.
Он говорил негромко, и, посмотрев на него, она убедилась, что он слишком хорошо разглядел ее истинные чувства. Такая проницательность ее пугала.
— Меня не интересует, о чем думали вы или мой брат.
Она повернулась к нему спиной и ушла из конюшни. Боль не отставала от нее, ковыряя ей сердце тупым ножом. Керан ее брат! Как он мог согласиться на такое?
Ей казалось, что ком в горле чудовищно разросся, причиняя нестерпимую боль. Закон гласил, что Керан имеет полное право решать, чьей женой она станет. Если ее брат пожелает, она может оказаться в постели какого-нибудь старика, который годился бы ей в деды, или стать женой человека, который, как и Гордон, будет использовать ее для рождения наследников и в то же время совокупляться с любой понравившейся ему женщиной.
Однако воспоминания о прошлом вечере боролись с ее возмущением. Она усмотрела в поведении Гордона искреннее желание понравиться ей — нечто такое, что выпадает на долю только очень немногих девушек, особенно в эти времена, когда две английские королевы были обезглавлены. Мужчины следовали примеру своего короля, делая все, что им заблагорассудится, какие бы горести ни ложились при этом на плечи женщины.
Вчера вечером Гордон обращался с ней совсем не так. Воспоминание об этом было очень дорого Джемме, и она почувствовала отчаянное желание ухватиться за это чувство и молиться, чтобы огонек надежды разгорелся, даровав ей счастливое будущее.
Спальня оказалась единственным убежищем, где могла укрыться раненная в самое сердце Джемма. Конечно, нельзя было ожидать, что брат станет прислушиваться к ее мнению по вопросу о ее замужестве, или рассчитывать, что он не станет торопиться с решением. Она из тех сестер, которую братья отдают замуж без всякого предупреждения. Ее согласия познакомиться с Бэррасом было более чем достаточно, чтобы дальнейшее решалось без всякого обсуждения.
— Тебе действительно так неприятно думать о том, чтобы остаться со мной?
Джемма вздрогнула всем телом и поспешно обернулась. Ее нога при этом неловко подвернулась, и ей пришлось подпрыгнуть, чтобы снять с нее болезненное напряжение. Переполнявшее раздражение заставило ее в отчаянии сжать кулаки.
— А зачем меня спрашивать? Ни Керан, ни вы не считаете, что мои чувства имеют хоть какое-то значение!
На его лице отразилось облегчение, и Джемма почувствовала, что немного успокаивается. Она не могла понять, что его так обеспокоило, но было ясно, что он испытывал немалую тревогу. Ее сердце радостно затрепетало при мысли о том, что, возможно, его интересуют ее чувства. Она уже привыкла к тому, что ее переживания мало кого трогают. Долгое время она посвящала себя отцу — тому, что ему нужно и требуется. Ни о чем другом не помышляла, лишь бы он выздоровел.
— О заключении брака обычно договариваются мужчины, милая, но вчера вечером я надеялся помочь тебе передумать и сделать так, чтобы ты захотела здесь остаться. Тогда у нас нашлось бы время на ухаживание.
Джемма почувствовала, что к ней возвращается недоверие: лицо Гордона было спокойным и невыразительным, ничего не говорившим о его подлинных чувствах.
— Я оценила те усилия, которые вы предприняли вчера вечером, но принуждение здесь оставаться — это не ухаживание. Я чувствую себя пленницей.
Его губы раздвинулись в белозубой улыбке.
— Ну а вот тут я с тобой не согласен, милая. Назови мне кого-то еще, кто бы справился с тобой, кроме твоего брата.
Он был прав, но такое откровение было ей крайне неприятно. Ощутив прилив беспомощности, она решительно тряхнула головой:
— Похоже, вы решили, что ваш огромный опыт в «верховой езде» научил вас ухаживанию, но я вынуждена с вами не согласиться, сэр, «верховая езда» часто совершенно не то же самое, что честное ухаживание.
— Ах, вот оно что! Я понял твою мысль, милая. Ты ждешь красивых слов. Позволь процитировать мне кое-что из того, что я помню. «Я как-то раз в кабак пришел, чтоб ублажить свой “петушок”…»
— Это слова пастуха, а не порядочного джентльмена.
Ее щеки заалели, потому что она тут же начала думать о его «петушке».
Теперь его улыбка стала насмешливой, а в глазах плясали озорные искры. Он недоуменно выгнул бровь.
— Правда? Значит, я вспомнил что-то не то?
— Оставьте меня! — громко заявила Джемма, чтобы заглушить нарастающие ощущения.
Ей ни в коем случае нельзя думать о его мужском достоинстве! Достаточно мучительно было уже то, что она знала, каким бывает его поцелуй: ей трудно было пытаться устоять. А его «петушок»… Возбуждение, которое и без того жарким водоворотом кружило в ее теле, вспыхнуло сильнее от одного этого слова. Она вдруг ясно поняла, чего именно хочет. Источником странного чувства был не живот, а ее тайное местечко, которое наполняло томительное желание.
